Сознание вернулось внезапно, еще в падении. Удар о землю был сильным, но боль я испытал по другой причине: черное звездное небо сменилось пронзительно голубым, и глаза резанул яркий солнечный свет. Я инстинктивно зажмурил веки, но уже через мгновение широко открыл их и вскочил на ноги, будто ошпаренный. «Будто» в данном случае было фигурой речи: я действительно получил ожог спины. Ступни также обдало невыносимым жаром, и на этом открытия не закончились.

Я стоял абсолютно обнаженный на вершине песчаного холма посреди бескрайней пустыни. Живописные дугообразные дюны безбрежным океаном расстилались до самого горизонта. На небе не было ни облачка, и высоко стоящее солнце немилосердно жгло, наполняя воздух тягучим зноем.

Охарактеризовать мое состояние как шоковое, означало бы не сказать вообще ничего. И мне не нужно было себя щипать или дергать за ухо, чтобы проснуться — все происходило на самом деле. Ощущения были слишком реальны, чтобы поверить, что я нахожусь во сне или в коме. Богатое воображение преданного читателя фантастики рисовало сценарии один ярче другого. Я мог телепортироваться в Сахару, мог оказаться в прошлом или будущем в том месте, где сейчас расположен Сан-Франциско, мог перенестись на другую планету в соседней галактике — количество вариаций было практически бесконечным. Поэтому я решил, что пора заменить теоретические изыскания на практические исследования. Дело оставалось за малым: выяснить что это за место, где оно находится, и в каком времени я живу. Но прежде всего нужно было решить самый животрепещущий вопрос. В пустыне под палящим солнцем в отсутствии тени и воды я проживу не более двух суток. Даже если закопаюсь в песок с головой.

Выйдя из состояния замешательства и полной неподвижности на столь позитивной ноте, я решил оглядеться. Панорама за моей спиной порадовала и насторожила одновременно. На расстоянии нескольких километров от себя я увидел огромную по высоте и протяженности каменную стену. Если бы не прямоугольные башни, чередой расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга, ее можно было бы принять за естественное скальное образование. При условии, что в природе существуют камни цвета крови. Стена была не кирпичной, а насыщенного красного цвета, как и башни, увенчанные остроконечными коричневыми крышами с загнутыми вверх краями.

Ни высоту, ни ширину этого циклопического сооружения я не мог определить даже приблизительно — оно занимало весь видимый горизонт. Пространство перед стеной было покрыто сплошным ковром из тесно расположенных дворцов, домов, хижин и лачуг. Они уступами спускались к поверхности пустыни под небольшим углом, постепенно редели, и, наконец, растворялись в безбрежных песках.

От условной границы, разделяющей редкую россыпь лачуг и безжизненные пески, в мою сторону направлялась группа вооруженных всадников. Они спускались по склону огромной дюны, поднимая за собой шлейф мелкой песчаной пыли. Смахнув с поверхности нагревшийся слой песка, я сел на корточки в ожидании. Воины в блестящих на солнце доспехах быстро приближались, но из-за большого разделяющего нас расстояния я не сразу понял, почему эта картина вызывает у меня ощущение диссонанса. Они скакали не на лошадях.

Остромордые, покрытые блестящей чешуей ящеры были похожи на мутировавших, позеленевших и чуть подросших кенгуру. Они уверенно неслись по песку красивыми длинными прыжками, отталкиваясь от поверхности мощными трехпалыми лапами. В высоких седлах сидели облаченные в яркие разноцветные доспехи и вооруженные мечами воины.

Когда всадники приблизились на расстояние нескольких десятков метров, я увидел, что они - гуманоиды, и, более того, обладатели вполне человеческих европеоидных лиц с серыми или синими глазами. Натянув поводья, воины остановились в нескольких метрах от меня, и ящеры начали нетерпеливо всхрапывать и бить хвостами по песку. Ездовых животных было шесть, как и седоков.

Я не нашел ничего лучше, чем встать в позу футболиста, ожидающего пенальти. Как всегда, я вел себя нелогично: вместо того, чтобы волноваться по поводу их притороченных за поясами мечей, я стеснялся вида моих болтающихся между ног гениталий. Синеглазый парень в голубой, отливающей серебром кирасе легко спешился, подошел ко мне и протянул аккуратно сложенный кусок материи.

— Оденься, — с кривой усмешкой сказал он, — а то всех пустынных зверей распугаешь.

— П-п-привет, — краснея, промямлил я и, взяв сверток, аккуратно его развернул.

Мне любезно предоставили серый холщовый халат, довольно толстый плетеный пояс из кожи и кожаные же сандалии. Косясь на воинов, я оделся, подпоясался и с облегчением обулся, защитив ноги от нагревшегося на солнце песка. Избавившись от наготы, я почувствовал себя чуть более уверенно, и настороженно уставился на бойцов. Все как один они равнодушно смотрели мне в глаза и молчали. В их взглядах не было враждебности, как, впрочем, и теплоты или участия. Полное отсутствие любопытства говорило либо о способности жестко контролировать собственные эмоции, либо о том, что голые люди здесь появляются также часто, как туристы в Калифорнии. А еще все солдаты были смазливы. Словно модели от какого-нибудь Calvin Klein или Benetton. И также молчаливы, как парни на огромных рекламных постерах.

Я вдруг осознал, что абориген говорил на совершенно незнакомом мне языке. Незнакомом даже по звучанию. А я не только понимал его речь, но даже отвечал ему, причем не на английском. Пауза затягивалась, грозя перерасти в угрожающее молчание, и я решил опробовать свои неожиданно проявившиеся лингвистические таланты еще раз.

— Где я нахожусь? — спросил я, медленно формулируя слова и внимательно прислушиваясь к звучанию собственной речи.

— Говорить будем позже, сейчас нам нужно отсюда уезжать, — ответил стоящий передо мной парень, вытянул руку вперед и указал мне за спину.

Обернувшись, я вгляделся вдаль и поначалу не заметил ничего необычного. Но внимательно рассмотрев пустынный пейзаж, обратил внимание на странное поведение песка на склоне обращенной к нам дюны. Под самой поверхностью по направлению к нам двигалось что-то большое, оставляя за собой расходящийся косыми волнами след.

Долго упрашивать меня не пришлось: страх перед гипертрофированными оседланными ящерицами был начисто вытеснен ужасом, внушаемым неизвестным представителем местной подземной фауны.