Книги

Красные камни

22
18
20
22
24
26
28
30
На ступеньках старинного храма,В лабиринте прошедших эпохМы стояли, нас было так мало,Мы стояли и ждали врагов.Нам бежать бы, забывши о чести —Вроде нечего больше терять,Но сказал кто-то: «Мы еще вместе! Им нас не взять».Спина к спине, плечом к плечу,Жизнь коротка, держись, приятель,Своею кровью заплачуЗа то, чтоб вы смогли прорваться.Пускай сегодня день не мой —Пока друзья мои со мною,Мы справимся с любой бедой,С чертями, смертью и судьбою[47].

И титры в конце – товарищ режиссер обещал, и я насмерть стоять буду. Посвящается Марии Кунцевич, Ганне Полищук, Степану Карасеву – членам съемочной группы, в процессе создания фильма погибшим от рук бандеро-фашистской сволочи. Маша – служанка пани Анны, Ганна – девушка с котом, Степа тоже где-то в массовке отметился. Знаю, что Линник с птенцами к бандеровцам никакого отношения не имеет – но пусть будет так.

За полночь уже народ расходиться стал. А Тамара говорит:

– Валентин Георгиевич, позвольте я вам тут прибраться помогу? И посуду помыть. Я смотрю, неухожено тут у вас совсем! Ну а после, до утра – могу вот на этом диване как-нибудь.

А у меня сил нет даже послать ее подальше, не то что с горой посуды разбираться.

– Ладно, как хочешь, – только зачем же на диване в гостиной? Вот комната отдельная, изолированная, под будущую детскую я думал, эх! Но диван там тоже имеется. Белье постельное в шкафу сама возьмешь, и ночную рубашку тоже, вот на этой полке, не в этом платье же тебе спать – и не бойся, тут половина вещей совсем новые, не надетые ни разу. Маша выше ростом тебя была, но уж как-нибудь. И дверь в комнату запереть можно изнутри, если захочешь.

А наутро, когда я девушку на своем ЗИМе подвез, она на прощание мне шепнула, ужасно смущаясь:

– Валентин Георгиевич, а я дверь не запирала. Даже приоткрытой она была. Вы не подумайте, я не такая… Просто хотела вам помочь, чтобы вы оттаяли.

Выскочила и убежала, не оглядываясь. До подъезда Академии – лишь накидка развевается как вымпел.

Ну, а мне как должно, на тренировки нашего «Рассвета» (название аналога «Вымпела» иной истории решили таким же сделать, как нашего проекта в целом – чтоб супостатов запутать, что ли?). И в Академии мне, в вечернюю смену, – так что, Тамара, с тобой мы даже на учебе в разных плоскостях. И если новой операции не будет, не пересечемся.

Вместо эпилога

Берингово море,

4 октября 1953 г.

В этот день советские атомарины впервые в этой истории вошли в Тихий океан.

Позади остался Берингов пролив. А до него – тысячи миль под арктическими льдами. Не по трассе Севморпути (у своего берега, хорошо навигационно освоена – но мелководье), а гораздо севернее, через высокие широты Северного Ледовитого океана. Где еще никогда не ходили корабли – лишь самолеты иногда пролетали. Над головой многометровый многолетний лед, под килем километровые глубины – не всплыть, и помощи ждать неоткуда, если что-то случится. Но в Москве решили, что выгода от появления советских атомных лодок на Тихом океане перевешивает риск. Ну, а мы – военные моряки, давали присягу. И матчасть проверена походами – лодка А-2, поднявшая флаг еще в прошлом году, весной ходила за Северную землю, где шельф обрывается вглубь, в котловину Нансена (три с половиной километра средняя глубина, пять четыреста максимальная, в западной части, где ущелье Литке). Был получен бесценный опыт ледовых походов – не только пришельцы из будущего, но и мы уже умеем так, и на кораблях, построенных в Советском Союзе этого времени. Хотя помощь от «воронежцев» была громадной – прежде всего, по части информации: точные морские карты этого района Мирового океана, сведения по гидрологии. И оттого Главный штаб ВМФ, взвесив все «за» и «против», решил: походу быть!

Лодку А-2 вел Видяев (и был старшим в этом переходе). Лодку А-4 – Бочаров, тоже Герой Советского Союза, получил за Японскую войну сорок пятого года. Лазарев сдержал слово: «Вы, Федор Алексеевич, будете командовать первой построенной здесь атомариной», – так вышло, что в первой паре А-2 была готова раньше, чем А-1. Формально для Видяева это было даже понижение – до того он на Тихом океане командовал дивизионом «двадцать первых» Камчатской бригады, затем на СФ даже исполнял обязанности комбрига (а это уже адмиральская должность, еще год, и упали бы большие звезды на погоны). Но очень хотелось командовать кораблем, равного которому нет, и совершить то, что еще никто не совершал.

Почти четыре тысячи тонн надводного водоизмещения, шесть тысяч подводного. Тридцать узлов полный ход под водой, предельная глубина триста пятьдесят. Шесть торпедных аппаратов калибра 533 (калибр 650 на первые лодки серии не встал), торпеды и против надводных кораблей, и против субмарин. Уровень шума сопоставим с «двадцать первыми». Радиооборудование, электроника, гидролокатор – лучшее, не только из того, что мог дать СССР, но и на мировом уровне, уже успели внедрить некоторые технические решения с «Воронежа». Гидролокатор и выручал, его включали не стесняясь – поскольку пока что под арктическими льдами не надо было опасаться американских лодок-охотников, зато был реальный риск навигационной аварии. Пройти над подводными хребтами Гаккеля, Менделеева, Ломоносова – и через котловины Нансена, Амундсена. И котловину Подводников – значит, в том будущем ходили потомки этим же путем, пройдем и мы!

Трудно было и в самом конце пути, в Чукотском море – где глубины всего сорок, пятьдесят (а местами, согласно карте, и отмели всего в тринадцать метров), а над головой лед. При том, что размер лодки в высоту, от киля до верха рубки, тринадцать с половиной. Потому здесь не шли, а ползли, тщательно выбирая путь и постоянно работая локатором в активном. И было действительно напряжно, когда на А-2 локатор сдох, тогда А-4 вышла вперед и вела за собой вторую лодку, корректируя и ее курс – слава Нептуну, за несколько часов технику сумели отремонтировать. В южной части Чукотского моря с ледовой обстановкой было легче (в сентябре плавающие льдины на чистой воде), и можно было всплыть под перископ, поднять антенну, получить данные от ледовой разведки (которой занимался целый авиаполк), а у северного входа в Берингов пролив ждал ледокол «Микоян», и «Ленин» работал в неподалеку и был готов прийти на помощь. Но тут уже и американцы летали, а переход лодок надо было скрыть, и потому всплывали очень редко. За «Лениным» шел караван с грузами для Дальнего Востока – хотя Видяев подозревал, что ложное объяснение американцам нашей активности в этих водах было важнее народонохозяйственных задач.

И вот, пролив позади. Теперь предполагается короткий заход в Петропавловск-Камчатский (вернее, в поселок Рыбачий, на другой стороне Авачинской бухты – базу подплава ТОФ, отлично знакомую Видяеву). Отдых экипажа, ремонт техники, пополнение запасов – все в обстановке строжайшей секретности. И получение нового приказа.

Предположительно, поход на юг. К текущим государственным и политическим тайнам Видяев (хотя, волею случая, будучи посвящен в главную тайну СССР тогда, в сорок втором) не был допущен. Но не надо быть пророком, чтобы понять – раз нас так гнали сюда с севера. В Европе империализм присмирел, понимает, что ловить нечего – а тут, в Китае, а особенно во Вьетнаме, непотребство творится. Вот мы и пришли, чтоб разъяснить кому надо преимущества социализма!

Ведь пока у США нет атомных лодок в строю. А значит, у нас нет пока равного противника в этих водах.

Примечания