— Тебе стыдно?

Такое высказывание почти соответствовало моим ощущениям. Я кивнула.

— Тебе стыдно, — спокойно, как детектив на допросе, продолжала подруга. — Но в глубине души ты понимаешь, что хотела бы его увидеть. Хотя бы из любопытства. Сколько килограмм набрал, есть ли жена, сколько детей.

Я закрыла лицо руками, в красках представляя семью с тремя детьми. Девушка рядом с Эдом была куда моложе и симпатичнее меня, а дети, как один, походили на него. В моём представлении Эд почти не изменился, несколько потолстел, отпустил бороду, а в висках появилась седина.

— Но боишься, потому что всё ещё любишь.

— Нет, — с этими словами я была решительно не согласна. — Я понятия не имею, как он изменился за семнадцать лет. Это, считай, другой человек, и, не исключено, что при встрече, нового человека мне захотелось бы пристрелить. Самым болезненным из плетений.

— Из ревности?

— За новый характер.

— А если он совсем не изменился?

— Ещё хуже. Я-то изменилась. Мне уже не подойдёт амбициозный подросток с шилом в одном месте.

— Как с тобой сложно… — пожаловалась Оливия и прибавила. — И, кстати, ни жены, ни детей у него нет.

— А ты откуда знаешь?

Оливия отвернулась за бутылкой и ответила не сразу.

— Иногда встречаю старых знакомых. Крапивник же не с лица земли исчез, а только из нашего поля зрения. Кое-что иногда слышно.

— И ты молчала?! — взвилась я.

— Так тебе же не интересно, — подруга сделала глоток. — Ты же видеть его не хочешь, знать о нём не желаешь… зачем тебе слушать?

— Оливия! — я злилась, но интерес брал верх над желанием ругаться. — И что ещё ты знаешь?

— Ну… — она не спешила, явно подогревая моё любопытство. — Ему частично сняли печать. Одно заклинание ему подвластно.

Я не смогла сдержать улыбку. Для Эда это много значило.

— Угадай, что это.