Означало ли это, что некоторые члены УВС, не знавшие главную тайну (в течение всего времени или в какие-то периоды), не имели причин участвовать в системе доверия и круговой поруки, основанной на взаимном компромате? Ответ на этот вопрос может быть скорее отрицательным. Важно учитывать, что, даже не зная о сути УВС, подчиненные Павленко так или иначе участвовали в различных нелегальных сделках, приписках, подделках и подчистках документов, кражах и т. д. В каких-то случаях свою роль играла также компрометирующая информация, относившаяся к более ранним периодам жизни членов организации, до их вступления в УВС.
Наиболее яркий пример этого представляли Ф. П. Губский и И. М. Пашун, имевшие, как уже говорилось, связи с немецкими оккупантами, или И. Ф. Костюченко, побывавший в плену. Однако ими этот список, очевидно, не ограничивался. В приговоре суда не без некоторых оснований говорилось, что руководители организации принимали в УВС «значительное число уголовных преступников»[420].
Оценивая значимость прежнего компромата, важно учитывать, что у членов организации вряд ли были основания скрывать темное прошлое от товарищей. Как показывают социологические исследования механизмов доверия, добровольное самоочернительство (предоставление информации о прежних преступлениях) нередко является важным фактором укрепления доверия, особенно в криминальной среде, к которой, по крайней мере отчасти, относилась и организация Павленко. Доверяя свои тайны другим, участник группы демонстрирует лояльность к ней. Взаимный обмен компрометирующей информацией, а не попытки ее скрыть — это условие равноправного доверия и солидарности[421]. Кроме того, опасаясь преследований со стороны государства, нельзя было рассчитывать на эффективную защиту организации в случае сокрытия от нее причин таких преследований. Между тем поддержка в конфликте с государством, как будет показано далее, являлась важным элементом укрепления доверия и наиболее ярким проявлением круговой поруки в УВС.
В общем, взаимный компромат, нависавшая над всеми угроза разоблачения и активная защита членов коллектива от агентов государства были важными факторами сплочения ядра организации и его ближайшей периферии. Однако вряд ли этим ограничивались мотивы взаимной помощи членов УВС. Несомненно, они находили и иные преимущества принадлежности к организации. Не последнюю роль играла материальная заинтересованность. Важно учитывать, что в большинстве своем молодые и энергичные сотрудники Павленко, как и он сам, могли с увлечением исполнять выпавшие им роли командиров и начальников, носить форму и не без определенного азарта преодолевать многочисленные трудности, повседневно возникавшие на производстве. Чувство хозяина и моральная удовлетворенность от освобожденного труда, о которых активно напоминала рабочим СССР советская пропаганда, по-своему были присущи Павленко и его сотрудникам, в буквальном смысле этого слова взявшим собственную судьбу в свои руки.
Имеющиеся документы указывают, что, помимо совместной работы и общего участия в различных нелегальных схемах, важную роль в качестве метода группового сплочения в УВС играли многочисленные застолья с употреблением спиртного. Ничего удивительного в этом не было. Регулярное коллективное употребление спиртного было традиционным средством времяпрепровождения, социализации и укрепления личных связей во всех советских бытовых и институциональных сетях. Совместно распитая бутылка водки во многих ситуациях помогала решению дела не хуже, чем значительная взятка, на которую могло не хватать средств.
Конечно, это было обоюдоострое оружие. Переходя за определенную грань, пьянство могло вызвать скандалы, привлекавшие нежелательное внимание посторонних. Однако в любом случае избежать активного употребления спиртных напитков руководителям УВС было трудно. Разнообразные угощения использовались для налаживания связей с местными руководителями. Помимо «административного пьянства» в интересах дела, условия жизни Павленко и его соратников способствовали превращению возлияний в повседневность. Это был преимущественно мужской коллектив, ведущий кочевой образ жизни, как правило в отрыве от семей. Члены команды нередко были перегружены работой, но в то же время предоставлены сами себе. Их досуг был скудным.
Упоминания о чтении книг или посещении кинотеатров в документах отсутствуют, что, скорее всего, отражало действительное положение дел. «Курицын любит выпить», — показал свидетель о ближайшем сотруднике Павленко[422]. Арестованный М. Н. Федоренко заявил следователю: «У меня слабая память, очевидно, из‐за того, что систематически пьянствовал до ареста. Почти ежедневно я был в нетрезвом состоянии и думаю, что это отразилось на моей памяти»[423]. В общем, как показал на допросе в парторганах Молдавии директор Тираспольского винно-коньячного завода, павленковцы «всегда пьянствовали, страшно много пьянствовали»[424]. В какой-то мере это могло быть преувеличением, на чем настаивал Павленко. В заявлениях после суда он отмечал, что некоторые из его сотрудников вообще не употребляли спиртного[425]. Но остальные, судя по многочисленным скандалам, сотрясавшим организацию, справлялись в этом смысле за двоих.
Вместе с тем скандалы, о которых подробно будет сказано в главе 5, касались взаимодействия членов организации с внешним миром. В самом УВС следствие и суд, несмотря на тщательное разбирательство, зафиксировали совсем не много внутренних конфликтов, как-либо угрожавших организации. Почвой для них могли стать прежде всего раздоры при разделе заработков. Отголоском этих трений может быть заявление Константинова на допросе: «Значительная часть денег уходила… на содержание колоссального количества дармоедов и пришельцев, окружавших Павленко… По моим данным, одних родственников около Павленко было более 30 человек, которые фактически ничего не делали, получали большие деньги, пьянствовали и вели разгульный образ жизни»[426].
Аналогичные показания дал Клименко. По его приблизительным оценкам, родственников Павленко насчитывалось в организации свыше 15 человек, «большинство которых вообще ничего не делали, а получали деньги и пьянствовали»[427]. Трудно сказать, в какой мере эти утверждения соответствовали действительности. Не совсем понятно, зачем Павленко, сам человек энергичный и деловой, стал бы терпеть вокруг себя бездельников. Как показывал тот же Константинов, родственники Павленко занимали в организации различные низовые должности. Даже его любовница работала бухгалтером[428]. Однако заявления Константинова и Клименко, очевидно, отражали реальные признаки ослабления общей дисциплины в организации и трений, которые будоражили этот сравнительно небольшой коллектив, вызывали в нем ревность и конфликты.
С фактами шантажа и вымогательства на материальной почве Павленко сталкивался еще во время войны. Например, в материалах суда был зафиксирован такой случай: «В конце 1944 года Павленко намеревался физически уничтожить активного участника УВР Григорьева, который, зная о преступном характере УВР, систематически пьянствовал, вымогал от Павленко деньги, а в октябре 1944 года по сговору с подсудимым Курицыным, ночью сломал замок и забрал со склада УВР в городе Клин партию обмундирования, незаконно полученную на швейной фабрике имени Володарского»[429].
Чем закончилось дело с Григорьевым, неизвестно. Не исключено, что Павленко откупился от него и выгнал. Человек с такой фамилией в послевоенный период в окружении Павленко не упоминается. Два других ставших известными конфликта были разрешены при помощи уговоров, насилия и денег.
В первом случае бунт на корабле поднял один из ближайших помощников Павленко Людвиг Рудниченко, шофер и механик, известный тем, что изготовил печати и штампы для УВС. Выразив недовольство своей долей доходов[430], он начал шантажировать Павленко. Угрожал, что уйдет из организации и заберет сделанные им печати. Павленко, судя по материалам следствия, в октябре 1952 года приказал связать Рудниченко и держал под охраной 17 суток. После этого был найден компромисс. Рудниченко оставался в УВС и получил 25 тыс. руб. компенсации[431]. Несомненно, эта акция имела двойное назначение: она была и усмирением Рудниченко, и примером для ближайшего окружения.
Показательным был другой конфликт, о котором рассказал следователям Константинов:
Я являлся свидетелем разговора между шофером Смирновым и начальником участка Литвиным. Смирнов требовал от Литвина какие-то деньги, 1500 рублей, а Литвин ему дал только 500 рублей. Тогда Смирнов заявил Литвину, что если вы не дадите без шума, то я возьму деньги с шумом, и вас всех пересажают. Литвин ему предложил обратиться к Павленко, который даст деньги, а что касается угрозы, то, как заявил Литвин, что в случае посадки будешь посажен и ты рядом с нами[432].
Скорее всего, Павленко заплатил Смирнову, который был старым членом организации еще со времен войны и мог знать больше других. Семья Смирновых, видимо, была источником постоянного напряжения. По свидетельству Константинова, в июле или августе 1952 года Павленко позвонил ему в Харьков и потребовал «убрать бесследно» жену Смирнова, которая «среди рабочих нашей организации выражала угрозу и намерение разоблачить нашу организацию и добиться ареста Павленко». Константинов заявил следователю, что отказался выполнять такое поручение[433]. В своих показаниях Клименко подтвердил, что также слышал от Константинова эту историю[434].
Поведение Григорьева, Рудниченко и семейства Смирновых показывает, что механика коллективного компромата могла давать сбои. Под влиянием каких-то факторов (в данных случаях — пьянства и недовольства долей доходов) в определенных звеньях круговой поруки происходили разрывы. Однако они не были фатальными. Вполне осознавая собственные риски (вряд ли Смирнов не понимал того, о чем напомнил ему Литвин: «в случае посадки будешь посажен и ты рядом с нами»), а также добиваясь определенных материальных компенсаций, бунтующие члены команды не переходили границу групповой безопасности.
Только некоторые ведущие члены организации при благоприятном стечении обстоятельств покидали ее ряды, возможно из‐за опасений за свое будущее. Так, один из сотрудников Павленко М. А. Завада, примкнувший к Павленко еще во время войны, возглавлял в УВС строительные площадки. Однако в 1951 году он, как утверждали прокуроры, «добился призыва в Советскую армию». Скорее всего, Завада использовал старые связи военного времени, потому что на момент разгрома организации он проходил службу в одном из полков Центрального управления капитального аэродромного строительства. Информация о продолжении его связей с организацией Павленко после ухода в армию в документах отсутствует. Однако это ему не помогло. Заваду вычислили и арестовали[435].
Осенью 1949 года из УВС на работу в легальную артель перешел М. Н. Федоренко. Однако он продержался только два года и в сентябре 1951‐го вернулся к Павленко[436]. Вполне возможно, соскучился «по настоящему делу» и более высоким заработкам. Так же вел себя еще один активный член организации И. Ф. Костюченко. Как утверждалось позже в приговоре суда, он «знал о преступном характере организации УВС, несколько раз уходил из нее и снова возвращался, получая от Павленко крупные суммы денег»[437].
В ноябре 1951 года из организации на работу в трест «Калугашахтострой» перешел В. С. Алабушев. Поскольку трест «Калугашахтострой» возглавлял давнишний покровитель Павленко А. А. Датуашвили, очевидно, переход был не случайным. На новом месте Алабушев помогал организации Павленко оформлять разные незаконные операции, за что получал деньги[438]. Таким образом, Алабушев вряд ли покинул УВС, опасаясь провала.
Ю. Б. Константинов на допросе также утверждал, что в 1951 году подумывал об уходе из организации и даже купил себе с этой целью паспорт[439] (скорее всего, у него со времени демобилизации из армии не было гражданских документов). Очевидно, эти планы Константинову и большинству других руководителей организации было не так легко осуществить. И не только потому, что Павленко мог их удержать. Найти новое, хорошо оплачиваемое место, начать жизнь с нуля всегда непросто. Заработки играли немаловажную роль в сплочении соратников Павленко.