— Вряд ли, — а это уже Кастор. Сердце сжалось. — Я потерял слишком много времени на поиски Кассии.
— Жалеешь?
— Нет, — ответ был слишком быстрым. — Не жалею, я сделал бы то же самое снова, если бы понадобилось.
— Знаю, мой друг, — я не удержалась и заглянула в слегка приоткрытую дверь. Аутон положил руку на плечо друга. — Будь осторожен, ты ходишь по тонкому льду и с каждой твоей выходкой, он становится все тоньше.
— Я рад, что ты все еще со мной, — и снова эта призрачная боль, которая иногда прорывалась сквозь легкость и жизнерадостность.
— Здесь ты всегда найдешь уютную чистую постель, сытную пищу и дружеское плечо, — заверил его слышащий.
— Спасибо, — мужчина, наконец, искренне улыбнулся и поднялся со стула. — Не знаю, когда увидимся вновь. ОН недоволен моими частыми отлучками и наверняка уже приготовил ворох работы для меня.
— Кастор, — остановила его Малия. Она тоже слабо улыбнулась и развернула друга лицом к себе. — Будь очень внимателен. Ты говоришь со звездами, видишь то, что от других сокрыто, но порою остаешься слеп к очевидным вещам.
— Я постараюсь, Малия, спасибо.
Казалось, хозяйка еще что-то хотела сказать, но не решилась. Она взяла лицо Кастора в ладони и ободряюще кивнула. Я затаила дыхание в страхе выдать себя и быть застигнутой за таким постыдным занятием.
Кастор улыбнулся, обнял друзей и вышел из кухни, так и не заметив меня, спрятавшуюся за отворенной дверью. Как я и ожидала, он даже не попрощался. Чудовищная боль снова стиснула сердце, и слезы покатились по щекам. Весь мир будто ждал этого момента, чтобы обрушиться на мою голову. Внутри что-то умерло.
Малия вышла следом, и не поворачивая ко мне головы, сказала:
— Твой брат добрался до монастыря в ту ночь, когда ты видела синее пламя. Кастор просил передать, что с Тоем все в порядке. Пусть хоть эта новость немного утешит тебя.
Глава десятая
Спустя полгода…
Лунный город напоминал мне большой уютный кокон. Тишина, покой, умиротворение. Людей без способностей слышать чьи-либо мысли здесь почти не было, поэтому практически все время царила тишина. Аутон не обманул, все слышащие, за исключением одного, позволяли мне высказываться вслух. Меня это немного смущало, потому как им, вроде как, приходилось слушать мои слова дважды. Первое время было ужасно тяжело. Я смущалась, боялась, иногда просто разворачивалась и уходила, чтобы унести свои мысли с собой. Мне казалось, что каждый заэронец уже знает о моих потерях, разочарованиях, постыдных поступках и отвергнутой любви. Это было как закон подлости, чем сильнее я хотела спрятать свои тайны, тем усерднее они прорывались наружу. Но и тут Кастор был прав, жители Лунного города очень тактично относились к секретам людей, не имели привычки сплетничать и упрекать. Примерно через месяц я привыкла.
Малия и Аутон были чудесными хозяевами, вежливыми и терпеливыми, а еще очень щедрыми. Мне не приходилось платить ни за еду, ни за проживание и зарабатывала я более чем достойно. Я старалась постоянно занимать себя работой, чтобы не погружаться в те сердечные кровоточины, которые оставил после себя Кастор. Он сделал это не нарочно, понятное дело, ведь невозможно заставить кого-либо полюбить тебя, и я винила во всем лишь свою беспечность и наивность. И почему я решила, что он чувствует ко мне хоть что-то отдаленно похожее на мою любовь? От этих мыслей я часто не могла уснуть, переворачиваясь с бока на бок и пытаясь прогнать его лицо из воспоминаний. Иногда у меня не получалось и я буквально тонула в своей боли и одиночестве. Такими ночами, я уходила в лес. Брала свой лук, тот самый, что подарил Кастор, который просто однажды оказался у порога лавки Аутона, и отправлялась в свое самое любимое место.
В десяти — пятнадцати минутах от города спряталась крохотная полянка, над которой кроны чуть расходились и этот чудесный уголок утопал в лунном свете. Мне казалось, что сам Бог заглядывает сюда одним глазком, чтобы коснуться душ своих детей. Сердце ненадолго переставало ныть, стоило забраться на самый верх и оказаться под самыми звездами. Чувствовала себя сумасшедшей, но там мне казалось, что я ближе к Кастору. Как же так? Мысли о нем приносили с собой боль, но так же трепет, волнение и тихий, будто боявшийся даже голову высунуть, восторг. Порой я плакала, изливая луне свою тоску по прекрасному человеку, который не мог подарить мне свое сердце. Я обманывала себя, что только луна знает, как мне больно и одиноко, а заэронцы почтительно позволяли мне это.
Еще несколько раз я видела в глазах синее пламя, но оно больше не тревожило меня, не пугало. Аутон предположил, что это похоже на послание от брата.
— А почему в виде его кошмаров, — спросила я у него.