-- Да потому что я вас учил, -- ответил Жорж-Мишель. -- И потому что за все то время, что вы находитесь в Турени, я ни разу не видел, чтобы вы посетили фехтовальный зал. Вы не вылезаете из библиотеки -- по-моему, вы уже выучили находящиеся там книги наизусть. Вы готовы часами разбираться с просителями, проводить расследования, заниматься крепостями и дорогами. Свойства обскуры вы скоро будете знать лучше меня. О ваших занятиях с Виетом я даже не говорю. Но при этом вы ни разу не брали в руки шпагу, потому что вам это не интересно. А между тем я упражняюсь регулярно, и уж будьте уверены, Бюсси тоже. И только вам недосуг!
-- У меня просто не было времени, -- попытался оправдаться Александр.
-- На то, чтобы в третий и четвертый раз перечитывать одни и те же книги, у вас времени хватает, -- заявил Релинген. -- Нет, друг мой, у вас слишком много времени, и вы забыли о некоторых обязанностях офицеров. Своим солдатам вы устраиваете учения чуть ли не каждый день, так что вы скажете о себе? И с такими-то стараниями вы хотите драться с Бюсси?! Я бы разрешил вам поединок, но только в том случае, если бы был уверен, что он как и я способен умереть от смеха.
-- Послушайте, Релинген, я не мальчишка, чтобы меня отчитывать! -- вспылил молодой человек.
-- Прекрасно, -- процедил Жорж-Мишель. -- Тогда за шпагу, сударь, за шпагу. Наконец-то вы узнаете, где в Лоше находится фехтовальный зал.
Через полчаса принц Релинген с такой досадой швырнул клинок на пол, что тот переломился у самого эфеса. Александр в изнеможении опустился на каменные плиты. Ликур с сожалением покачал головой. По губам Шатнуа скользнула презрительная усмешка. Мало сделал вид, будто пересчитывает балки.
-- И вы будете говорить о дуэли и чести... -- заговорил Жорж-Мишель. -- Победа фехтовальщика ничем не отличается от победы, одержанной при помощи аркебузы или пушечного ядра. Скажите, какой доблести занятия фехтованием требуют от графа де Саше? Успехи в фехтовании -- это следствие приверженности к упражнениям, а не природной смелости как у вас.
-- Но вы же фехтуете... и ваши люди... -- пробормотал Александр.
-- Я фехтую, потому, что меня это развлекает, как вас развлекают книги. Мои люди состоят на службе и выполняют мои приказы. А Бюсси развлекается не фехтованием, а убийствами. Впрочем, коль скоро вы хотите скрестить шпагу с этим головорезом, вам придется на время забыть о книгах. Ликур, Шатнуа, Мало, -- повелительно окликнул своих офицеров Релинген, -- граф де Саше ваш.
Жорж-Мишель кивнул Александру и вышел из зала. Три месяца он выиграл. Его высочество понимал, что ему вряд ли удастся сдерживать друга более длительное время, но за три месяца он придумает, каким образом избавиться от Бюсси. Принц Релинген не собирался расстраивать молодого человека своими планами. В конце концов, от ежедневных занятий фехтованием еще никто не умирал, зато постоянные упражнения и усталость не позволят Александру понять, что именно он задумал.
Принц Релинген посмотрел на оставленный другом чертеж и камеру-обскуру и подумал, что заняться ими пока не судьба. Самым простым было поставить на пути Бюсси тройку-пятерку аркебузиров, и это следовало сделать еще шесть лет назад, но теперь было поздно. Жорж-Мишель не сомневался, что Бюсси немедленно сообщит о предстоящей дуэли всем встречным и поперечным, а значит, убийство графа непременно ударит по Александру. Принц Релинген представил постоянные вызовы, которые будут преследовать друга, необходимость рано вставать, тащиться Бог знает куда и драться, и это в лучшем случае. Хуже всего было то, что бросить вызов могли пусть и не столь проставленные, но ничуть не худшие фехтовальщики, чем Бюсси. А запереть Александра в Лоше он не мог.
Нет, Бюсси должен умереть, в этом не было сомнения, но эта смерть не должна была вызвать ни малейших подозрений, размышлял Жорж-Мишель. Значит, надо не спускать с негодяя глаз и ждать подходящего случая.
Принц Релинген вызвал одного из своих людей и отдал приказ.
***
Его высочество был прав, ибо первое, что сделал Бюсси, вернувшись к спутникам, это сообщил о предстоящей дуэли с Бретеем. Воздух огласился радостными криками. Нельзя сказать, что сопровождавшие Бюсси дворяне так любили его или ненавидели графа де Саше, однако развлечься за чужой счет они были рады всегда. Единственное, что печалило благородных шевалье, так это то, что дуэль не последовала незамедлительно.
-- Бретей пишет поэму, -- с усмешкой сообщил Бюсси, -- но к Рождеству он обещал освободиться. Согласитесь, господа, было бы грешно отказать человеку в последнем желании.
Господа расхохотались. Пари на исход поединка были два к одному в пользу Бюсси. И все же шевалье признавали, что графа де Саше не стоило недооценивать. Уж если совсем мальчишкой он мог с легкостью уложить Буассе и Ле Нуази и даже ранить принца Релинген, то поединок обещал быть интересным. Господа лишь гадали, что именно сделает Бюсси, проявит великодушие к сопернику, иными словами искалечит и изуродует его, или попросту убьет, и что в том и другом случае сделает принц Релинген. Осень и зима обещали быть нескучными.
-- А теперь, господа, в Париж! -- провозгласил Бюсси.
В Париж Бюсси въезжал, если и не триумфатором, то с чувством, весьма близким к этому. Война с Релингеном приближалась к победному концу. Крепость по имени Диана де Монсоро неминуемо должна была сдаться на милость победителя. Бретей в скором времени обещал упокоиться в могиле. Как ни оглядывался по сторонам Луи де Клермон, он не мог найти никого, кто смог бы встать вровень с ним и его славой. Окрыленный собственной неотразимостью, граф не постеснялся навестить Диану в особняке ее мужа. И на этот раз ему сопутствовал успех.
Ненадолго попав под опеку супруга, графиня де Монсоро с потрясением осознала, что заботы о положении в обществе, нескончаемые охоты и общение с приятелями занимают мужа много больше, чем честь жены. Диана так и не поняла, обрадовал мужа ее приезд или нет. Между делом приголубив супругу, Шарль де Монсоро посоветовал Диане поскорее вернуться в Анжу и умчался устраивать очередную охоту. Графиня со вздохом поняла, что как истинный охотник при виде добычи, которая не спасается бегством, а сама идет к нему в руки, ее супруг потерял к ней всякий интерес.