Какая разница? Главное, что человек он умный, опытный, уважаемый. Так что, пацаны, съездим к нему или как?
А чо, мысль хорошая, — согласно кивнул старшой коньковской бригады. — Я согласен!
Вот и хорошо: на днях состыкуемся и двинем к Коттону.
10
Патриарх преступного мира
Старинные ходики, висевшие на стене, пробили семь раз, и тотчас же пронзительно резко зазвонил стоявший на прикроватной тумбочке жестяной будильник.
Невысокий жилистый старик, скинув легкое одеяло, тут же нажал на кнопку звонка: будильник, словно поперхнувшись, умолк. Разбуженный пружинисто потянулся, подошел к окну, отодвинул штору и, повозившись со шпингалетом, открыл форточку.
За окном было темно и гадко, с ноздреватого неба сочилась изморось, делая силуэты домов и хозяйственных построек расплывчатыми и невнятными. Облетевшие деревца сада возносили вверх узловатые пальцы ветвей. В разъезженной слякоти колеи грунтовой улицы ртутно блестели лужи, отражая в себе редкие электрические пятна уличных фонарей.
— Надо было пораньше подняться, дел сегодня много, — прошептал старик. Как и многие пожилые люди, он любил разговаривать сам с собой.
Повздыхав, он вышел в сени, где стоял старый, допотопный рукомойник, потрескавшееся зеркало над умывальником отразило в себе причудливые татуировки, почти полностью покрывавшие обнаженный торс.
На груди, по самому центру, распластался крест с распятой на нем голой женщиной, слева от которого синел профиль Ленина и аббревиатура «В. О. Р.». Напротив портрета вождя Октябрьской революции скалилась хищная пасть тигра. На правом предплечье красовался кинжал, который обвивала змея с опущенной вниз плоской головой, а под этим изображением цвела татуированная роза, вокруг которой сжимались витки колючей проволоки.
Нательный натюрморт завершали густые гусарские эполеты на плечах, георгиевские кресты, морда кота и сложная композиция из колоды карт, бутылки водки, шприца, голой женщины и кинжала.
Старик осторожно потроган холодный медный штырек — воды в умывальнике не было.
— Опять Наташка красоту наводила, всю воду потратила, — беззлобно хмыкнул мужчина и, кряхтя, поднял тяжелое ведро, шумно заливая воду в рукомойник.
Официально, по паспорту обладателя татуировок звали Алексей Николаевич Найденко. Но так уж сложилась его судьба, что по фамилии, имени и отчеству его именовали лишь при составлении официальных бумаг: протоколов милицейских задержаний, обысков и допросов, да еще при чтении приговоров в суде. В блатных малявах, на воровских толковищах и даже на ментовских планерках называлось, как правило, не ФИО, а короткое, хлесткое и немного замысловатое блатное погоняло — Коттон.
И неудивительно: из своих шестидесяти двух лет Алексей Николаевич больше восемнадцати провел в местах не столь отдаленных, в сооружениях без архитектурных излишеств, отгороженных от остального мира колючей проволокой. Многочисленные «командировки» лишили Коттона многих радостей вольной жизни, но благодаря железной хватке, природному уму, врожденному чувству справедливости и несгибаемому характеру Коттон заработал несомненный авторитет: он был «коронован» на «вора в законе» в печально известном Владимирском централе еще к начале семидесятых. Немного найдется теперь в России законников старой, так называемой «нэпманской», «босяцкой» формации.
И в том, что к середине девяностых Коттон стал фигурой культовой, символической, не было ничего удивительного. Авторитет его был огромен и неоспорим, а былые подвиги, как, например, виртуозные ограбления квартир ответственных работников ЦК КПСС, секретарей обкомов и даже милицейских генералов, давно уже сделались легендарными. В анналах российского криминалитета Коттон занял достойное место рядом с Сонькой Золотой Ручкой, Мишкой Япончиком и Васей Бриллиантом. Государство также по достоинству оценило заслуги гражданина Найденко, присвоив ему заслуженное звание ООРа, то есть особо опасного рецидивиста.
Патриарх российского криминалитета Алексей Николаевич Найденко несколько лет назад решил навсегда удалиться от дел. На воровской сходке желание пахана уйти на покой нашло понимание и сочувствие: время, проведенное законником в следственных изоляторах, централах, пересылках и зонах, начисто подорвало его здоровье. Вор должен или воровать, или сидеть в тюрьме. Ни на первое, ни на второе у Найденко уже не хватало физических сил.
Уйдя на покой, Коттон наконец‑то осуществил давнюю мечту — поселился в деревенской глуши Ярославской области. Теперь жизнь особо опасного рецидивиста стала спокойной и размеренной. Впрочем, назвать этого человека «прошляком» ни у кого бы не повернулся язык; таких ушедших на «заслуженный отдых» авторитетов когда‑то называли «ворами в короне». Не участвуя в криминале напрямую, Найденко оставался влиятельным и расчетливым идеологом воровского мира: выезжал на самые значительные толковища–сходки, одобряя или отвергая кандидатуры претендентов на «коронацию», выступал третейским судьей в спорах, виртуозно трактуя «понятия», делил между авторитетами сферы влияния, верша судьбы многих.
Конечно, Коттон мог бы запросто поселиться в любой точке мира, мог вести образ жизни, более соответствующий его статусу, если бы не природная скромность да полное отсутствие тяги к излишествам.