15 августа, в день победы над Японией, Ласеллс загнал лорда Галифакса в угол после того, как король и королева появились на балконе Букингемского дворца, и заставил его прочитать телеграммы Марбурга. «Я действительно получил их из Министерства иностранных дел накануне, но намеренно утаил от короля, думая, что они, безусловно, расстроят его и что ему не следует беспокоиться о них накануне двух важных речей», – писал Ласеллс[534].
Два дня спустя Объединенный подкомитет начальников штабов по разведке собрался, чтобы обсудить «обнародование захваченных немецких документов», и решил, что публикацию следует отложить, а распространение документов ограничить[535]. 20 августа британцы направили памятную записку, в которой официально просили Государственный департамент уничтожить Виндзорский архив или передать его британцам для «сохранности», утверждая, что «следует принять во внимание, что документы, о которых идет речь, не имеют отношения к военным преступлениям или к общей истории войны»[536].
Гай Лидделл из МИ-5 видел Ласеллса в его клубе 23 августа. Лидделл записал в своем дневнике на следующий день:
«Посмотрите на некоторые документы, по которым он хотел получить совет. Эти документы на самом деле были телеграммами Министерства иностранных дел Германии, которые были найдены в Марбурге… Телеграммы датированы примерно июнем – июлем 1940 года и отправлены Шторером и Хойнейген-Хьюне (sic), немецкими послами в Мадриде и Лиссабоне соответственно, Риббентропу»[537].
Он продолжил: «Было также несколько писем от Риббентропа послам и одно, я думаю, от Абеца. Тот факт, что Абец имел какое-то отношение к схеме, впоследствии раскрытой в телеграммах, может свидетельствовать о том, что за всем этим стоял Шарль Бедо»[538].
Лидделл добавил, что «герцог находился в Лиссабоне в качестве гостя Эспериту Санту Сильвы, главы одноименного банка, который, конечно же, известен нам как агентство по передаче средств немецким шпионам»[539]. Лидделл писал:
«Эдуард скорее чувствовал себя в роли посредника, если бы его страна окончательно развалилась, но не считал момент подходящим для какого-либо вмешательства… Перед отъездом герцог определил код с Эспириту Санту Сильвой, чтобы он мог вылететь обратно в Португалию из Флориды, если потребуется его вмешательство. Далее было указано, что примерно 15 августа Эспириту Санту получил телеграмму с Багамских островов с вопросом, наступил ли этот момент»[540].
МИ-5 начала проверять телеграммы, отправленные в течение этого периода, и решила допросить Вальтера Шелленберга, который в настоящее время находился под стражей союзников. «Эрнест Бевин согласен со всей приведенной выше информацией и пытается восстановить копии и пленки рассматриваемых телеграмм, поскольку, если бы они случайно просочились в американскую прессу, создалась бы очень серьезная ситуация»[541], – писал Лидделл.
Он продолжил:
«Насколько я понимаю, в первые дни войны цензура получила телеграмму от мадам Бедо герцогине на Багамы. Сообщение носило исключительно компрометирующий характер. В этой телеграмме было много пробелов, но смысл ее, по всей вероятности, заключался в том, что вопрос о посредничестве герцога, либо о его восстановлении, обсуждался ранее. Мадам Бедо очень хотелось знать, готов ли он теперь сказать «да» или «нет»[542].
Эттли решил поделиться подробностями захваченных документов с Черчиллем, написав: «Хотя очевидно, что сделанным заявлениям можно доверять мало или вообще не доверять, я уверен, что вы согласитесь с тем, что публикация этих документов может нанести максимально возможный вред»[543]. «Я полностью согласен с курсом, предложенным министром иностранных дел и одобренным вами, – ответил Черчилль на следующий день. – Я искренне верю, что возможно уничтожить все следы этих немецких интриг»[544].
5 сентября 490-страничное досье было подписано из Марбурга по приказу генерала Эйзенхауэра, тогдашнего военного губернатора американской оккупационной зоны, и отправлено в Министерство иностранных дел. С оригиналом в Министерстве и микрофильмированной копией в Государственном департаменте был микрофильм, находящийся в британском распоряжении. Он был быстро уничтожен. Битва между британским чиновничеством и американскими академическими кругами вот-вот должна была начаться.
27 августа Дэвид Харрис, профессор истории Стэнфордского университета, прикомандированный к Госдепартаменту в качестве помощника главы по делам Центральной Европы, направил своему боссу Джону Хикерсону докладную записку, в которой утверждал, что Виндзорский инцидент имеет историческую ценность. А этот эпизод является «важной главой в маневрах Германии и Испании по достижению мира путем переговоров с Соединенным Королевством в 1940 году». Харрис продолжал:
«По моему мнению, эти документы являются неотъемлемой частью дипломатической документации 1940 года. Я полагаю, что на этом правительстве лежит моральная ответственность за сохранение всех имеющихся в его распоряжении записей, обязательство, которое имеет приоритет над нежным чувством к окончательной репутации герцога Виндзорского»[545].
Споры бушевали всю осень, пока в октябре новый американский госсекретарь Джеймс Ф. Бирнс не сообщил лорду Галифаксу, что по юридическим и историческим причинам Соединенные Штаты не будут уничтожать Марбургские данные, но окажут помощь. Виндзорское дело не будет упомянуто на Нюрнбергском процессе. «Однако британское правительство заверено, что Государственный департамент примет все возможные меры предосторожности, чтобы предотвратить любую огласку в отношении имеющихся в его распоряжении документов, касающихся герцога Виндзорского, без предварительной консультации с британским правительством»[546].
Обсуждались не только личные сообщения Виндзоров. 14 мая Томми Ласеллс записал в своем дневнике, что королева Мария, которая провела выходные в Виндзоре, послала за ним «якобы для обсуждения возможности защиты от нежелательного использования наследниками герцога Кембриджского двух ящиков с его письмами, хранящихся на их имена в Coutts bank». Что еще более важно, он был предупрежден о переписке между герцогом Коннаутским и его давней любовницей Леони Лесли, тетей Уинстона Черчилля[547].
Король беспокоился о том, что с ними может случиться, и сэра Оуэна Морсхеда, Королевского библиотекаря, попросили спасти их[548]. Это должно было быть лишь одной из нескольких миссий членов королевской семьи в 1945 году по «освобождению» документов и артефактов в Германии для «безопасного хранения».
В начале августа Морсхед и Энтони Блант, недавно назначенный инспектором королевской коллекции искусства и все еще являющийся сотрудником МИ-5, вылетели на военном самолете в Германию. По пути они отправились в замок Вольфгартен, где взяли интервью у принца Людовика Гессенского[549]. Официально их миссия состояла в том, чтобы восстановить переписку в замке Кронберг между королевой Викторией и ее старшей дочерью, королевской принцессой, которая вышла замуж за Фридриха III Прусского в 1858 году.
4000 писем, известных как «письма Вики», хранились в замке недалеко от Франкфурта, который был главной резиденцией двоюродных братьев Георга VI, семьи фон Гессен. В письмах содержались подробности отношений королевы Виктории в пятнадцатилетнем возрасте с капитаном королевской конной гвардии, 13-м лордом Элфинстоуном, на двенадцать лет старше ее. Когда в 1836 году об этом романе стало известно, капитан был сослан в Индию в качестве губернатора Мадраса[550].
Гай Лидделл отметил в своем дневнике 15 августа: «Энтони вернулся из Германии и привез с собой письма королевы Виктории к императрице Фридрихе. Исключительно во временное пользование»[551]. 73-летняя принцесса Маргарет Гессенская согласилась на передачу писем, но проблема заключалась в том, что американцы не стремились отдавать что-либо, попавшее им в руки. Кэтлин Нэш, американский капитан, отвечающая за замок, который был реквизирован как общественный клуб, сказала, что не может позволить пропасть никаким документам, поскольку они являются собственностью армии США. Пока Блант отвлекал ее, упаковочные ящики с документами были погружены в ожидающий грузовик[552].