Прачечной не было, все стиралось в небольшом ручье в саду и сушилось на камнях. В течение недели королевская чета переехала на виллу в трех милях от Нассау, предоставленную им Фредериком Сигристом, создателем истребителя «Харрикейн», который только что был назначен директором по производству британских самолетов в Америке.
Герцог утверждал, что 5000 фунтов стерлингов потребовалось «для того, чтобы Правительственный дом стал достойной резиденцией для представителя короля в этой колонии» и «чтобы обеспечить некоторое достоинство во время моего срока полномочий»[311]. Он продолжил, что «потребуется не менее двух месяцев, чтобы сделать его пригодным для жилья» и «поскольку в этот период не может быть официальных развлечений, а жара сейчас сильная, я предлагаю с вашего согласия воспользоваться сезоном жаркой погоды и отправиться на мое ранчо в Канаде»[312].
Чиновники были потрясены тем, что Виндзор хотел покинуть остров, как только прибыл, и, когда ресурсы были столь ограничены, продолжал думать только о собственных удобствах. Лорд Ллойд ответил, что эта просьба поставила его «в довольно неловкое положение… Например, нельзя ли сказать, что, если сумма в 5000 фунтов стерлингов может быть сэкономлена из средств короны, она могла бы быть использована для покупки истребителя?»[313]
Уолтер Монктон сказал герцогу, что Черчилль был «очень огорчен, узнав, что вы поддерживаете такую идею», и выразил надежду, что, учитывая, что люди испытывали гораздо большие трудности во время войны, новый губернатор «будет готов мириться с неудобствами и оставаться на своем посту до тех пор, пока погодные условия не сделают ситуацию менее неприятной»[314].
Палата собрания Нассау проголосовала за сумму в 8000 долларов на косметический ремонт, но окончательная стоимость составила 20 000, включая строительство нового трехэтажного западного крыла для размещения персонала герцога[315]. Виндзоры оплатили большую часть внутренней реконструкции, переделав особняк в стиле модерн с редкими штрихами эпохи регентства, а Уоллис обставила его низкими столиками для коктейлей со стеклянной столешницей, открытыми шкафами, в которых был выставлен севрский фарфор, и бамбуковыми стульями. Она «наполнила дом таким количеством тропических цветов, что он казался садом»[316]. Как сказала Уоллис прессе: «Я должна создать для него дом. Вот почему я перестраиваю это место, чтобы мы могли жить в нем с комфортом, как дома. Всю свою жизнь он путешествовал, и дворец, в который он возвращается, не всегда является домом»[317].
Это было не очень хорошее начало. Пресса жаловалась, что пара была недостойной и экстравагантной – Уоллис регулярно летала в парикмахерскую на Пятой авеню Сакс и за цветами в Майами. Лорд Лотиан, посол Великобритании в Вашингтоне, сообщил Кадогану: «С точки зрения общественного мнения в этой стране наиболее важно избегать впечатления, что герцог Виндзорский не относится к своим обязанностям на Багамах совершенно серьезно»[318]. Прилагая «копии корреспонденции и газетные вырезки, которые должны как можно яснее иллюстрировать то, что я имею в виду», он добавил, что «если мы хотим сохранить полную и должную меру сочувствия американцев в настоящем испытании, мы все должны создать впечатление, что относимся к жизни с подобающей серьезностью»[319].
Уоллис не скрывала своего отвращения к этой публикации, вычеркнув заголовок «Дом правительства» на официальном бланке и заменив его словом «Эльба». «Это место слишком маленькое для герцога. Я не имею в виду это как-то иначе, но человек, который был принцем Уэльским и королем Англии, не может быть губернатором крошечного местечка, – написала она Уолтеру Монктону вскоре после прибытия. – Это несправедливо по отношению к здешним людям и к нему. Центр внимания находится на острове, который сам не может его принять, и назначение обречено на провал для обеих заинтересованных сторон»[320]. В свою очередь, местные жители прозвали Дом правительства «в честь прошлого Уоллис Виндзор… район красных фонарей»[321].
Были многочисленные подозрения, что Виндзоры не полностью привержены своему новому назначению. Кортни Леттс де Эспиль, жена бывшего любовника Уоллис, Фелипе де Эспиля, была подругой Элис Гордон, которая вместе со своим мужем Джорджем Гордоном, бывшим американским посланником в Гааге, плыла на лодке на Багамы с Виндзорами. Элис, старая подруга Уоллис, призналась Кортни, что герцог был:
«…откровенный поклонник немцев. И мы все знаем, что она была большим другом Риббентропа, когда он служил послом в Англии. Уоллис еще глупее откровенна против британского правительства, чем он… Они оба также открыто признают, что пребывание в Нассау не будет долгим. И они были в ярости оттого, что их туда послали. Все это мне рассказала Алиса. Есть много тех, кто думает, что Виндзоры рассчитывают вернуться в Англию в высоком качестве – когда Англия заключит соглашение с Германией»[322].
Британские власти по-прежнему нервничали по поводу близости Виндзоров к Америке и того вдохновения, которое они могли бы дать изоляционистам. «Согласно сообщениям из Соединенных Штатов Америки, президент Рузвельт попытается провести мирные переговоры между Великобританией и державами Оси, – утверждалось в одном информационном документе, отправленном Черчиллю в октябре. – Герцог Виндзорский тоже может сыграть свою роль в этом. Известно, что он убедился в необходимости заключения мира, когда был офицером связи во Франции»[323]. Министерство иностранных дел направило подробности Филиппу Лотиану, послу Великобритании в Вашингтоне, в качестве еще одного доказательства того, что Виндзоров и Рузвельта следует держать порознь[324].
У Франклина Д. Рузвельта были свои собственные опасения по поводу этой пары. Теперь он просмотрел отчет ФБР, подготовленный во время назначения герцога. «В течение некоторого времени утверждалось, что британское правительство знало, что герцогиня Виндзорская была чрезвычайно прогерманской в своих симпатиях и связях, и есть веские основания полагать, что именно по этой причине ее считали настолько неприятной для британского правительства, что они отказались разрешить Эдуарду жениться на ней и сохранить трон», – говорилось в записке бригадиру Эдвину Уотсону, секретарю президента. А также:
«И она, и герцог Виндзорский неоднократно предупреждались представителями британского правительства о том, что в интересах морального духа британского народа они должны быть чрезвычайно осмотрительными в своих отношениях с представителями правительства Германии. Герцог большую часть времени находится в таком состоянии опьянения, что практически теряет самообладание. Герцогиня неоднократно игнорировала эти предупреждения.
Незадолго до назначения Эдуарда губернатором Багамских островов (редакция) окончательно установила, что герцогиня недавно поддерживала прямой контакт с фон Риббентропом… Контакты герцогини Виндзорской с фон Риббентропом с виллы, которую они занимали, стали настолько частыми, что британскому правительству стало необходимо заставить их переехать»[325].
Тот факт, что Уоллис отправила свою одежду в Нью-Йорк для химчистки, заставил ФБР заподозрить, что «возможно, происходит передача сообщений через одежду»[326].
Одна из проблем ФБР заключалась в том, что «герцогиня может присоединиться к Акселю Веннер-Грену, который, как вы помните, в прошлом году приобрел дом в Нассау и, по-видимому, намерен сохранить там постоянное место жительства. Леди Уильямс Тейлор (бабушка Бренды Фрейзер) была доверенным лицом британского правительства в вопросе разделения Виндзоров и Веннер-Гренов»[327].
В начале августа ФБР перехватило письмо, отправленное Акселю Веннер-Грену из Рио-де-Жанейро. В нем упоминалось о прибытии «новой и интересной семьи», с которой, я полагаю, вы сразу же подружитесь. Я встретил старого знакомого, который… утверждает, что семья с пониманием относится к тоталитарным идеям… Это должно иметь большое значение для дальнейшего развития событий»[328].
Веннер-Грен был занят тем, что добивался заключения мира путем переговоров с момента встречи с герцогом в октябре 1937 года. В течение предыдущих восемнадцати месяцев он метался между Рузвельтом, Герингом и Чемберленом и пытался сопровождать заместителя госсекретаря США Самнера Уэллса в его турне 1940 года, исследуя возможности установления мира. Уэллс инстинктивно не доверял ему, сказав коллеге: «У меня нет ни малейших доказательств, но есть очень сильное чувство, что этот человек действует как шпион немецкого правительства»[329].
17 октября Веннер-Грен прибыл на Багамы из Южной Америки, на следующий день записав в своем дневнике о герцоге, предположительно после телефонного звонка: «Чрезвычайно приятная и интересная беседа… У него хорошая память, и он прекрасно помнит наш разговор в Париже»[330].
На следующий день Веннер-Грен нанес визит герцогу, а 25 октября, после целого дня совместной инспекции проектов на острове Хог, Веннер-Грен и его жена пообедали с Виндзорами в Доме правительства. «Жаль, что политические соображения препятствуют более тесному социальному общению. Чрезвычайно интересная дискуссия», – записал Веннер-Грен в своем дневнике в тот вечер[331].
Через неделю чета Веннер-Грен вернулась в Дом правительства на ужин. Это было началом тесной дружбы с выгодой для обеих сторон. Герцог видел в Веннер-Грене союзника в экономическом развитии острова, важного работодателя и кого-то в этом захолустье, с кем он мог бы обсудить положение дел в мире. Веннер-Грен был только рад такому важному контакту.