Позвонила Марина и сказала, что Лизы в школе нет. Потом телефон звонил еще дважды. Первый раз – девушка из банка напомнила, что сегодня последний срок уплаты взносов по кредиту и что касса работает до пяти. Второй раз – Шпак. Спросил, что случилось и выключать ли компьютер. Игорь ответил «выключать» и «расскажу завтра».
Вернувшись, сержант сказал, что и двести метров движения по следу в такую погоду – отличный результат. Но Игорь так не думал. За окном стемнело. Осенью рано темнеет. Особенно в пасмурные незадавшиеся дни.
8
Вернувшись домой, Марина заперлась в комнате дочери, легла на ее кровать и включила планшет. Под объявлением о пропаже детей, которое она написала, прежде чем отправилась на поиски Лизы, появились первые комментарии.
Марина отложила планшет и посмотрела в окно. На подоконнике, около самой рамы, скопилась пыль, хотя она убирала только вчера. Сквозь стекло не было видно ничего, кроме стены забора. Коряво сложенная, но крепкая. Непробиваемая. Как та невидимая стена, в которую она бьется лбом уже четвертый десяток. Стена между ней и счастливой жизнью.
Почему? За что? Она никогда не хотела от жизни слишком много. За исключением разве что самой ранней мечты, разбитой четверкой по алгебре. А после любое ее желание вписывалось в формулу «хочу, чтобы все как у всех». Но все вышло с точностью до наоборот.
Она вышла замуж за первого, кто проявил к ней интерес. Нет, она ни о чем не жалеет, Игорь – хороший человек, но все равно, в отличие от подруг она не выбирала. А то, самое главное в жизни, что остальные женщины получают через несколько минут удовольствия, ей досталось через шесть лет слез и боли. Шесть лет, за которые она растеряла всех своих подруг и чуть не потеряла мужа. И все равно, сын, сколько ты ни называй его «особенным», на деле недоразвит. Она взяла в детдоме дочку, но не смогла подружить детей. И теперь потеряла их. Не уберегла. Не смогла. Ничего не смогла. Все не как у всех. Все не слава богу. Плохая хозяйка, плохая подруга, плохая жена и плохая мама. Или больше не мама?
9
В начале седьмого к Прохоровым приехал следователь. Мужчина был чуть старше Игоря. Одет в штатское, небритый и усталый. В широких очках с толстыми прямоугольными стеклами, которые придавали ему вид работника конструкторского бюро из советских кинофильмов. В отличие от коллег он разулся у входа и аккуратно отставил в сторону промокшие кожаные туфли.
– Кононов Алексей Владимирович, Следственный комитет России, – представился он.
Игорь позвал Марину, но она не вышла.
– Нервы, – сказал Игорь.
Кононов кивнул.
По сути вопросы следователя повторяли вопросы капитана. Только вместо «парень» он говорил «дети» и был вежлив, деликатен и быстр. Через полчаса Кононов убрал заполненные бумаги в портфель и снял со спинки стула куртку.
– Мы почти закончили. У меня осталась всего пара вопросов. Если вы не против, я не буду их записывать. Надо торопиться. По статистике, девяносто процентов найденных приходится на первые сутки поисков.
– Конечно. Задавайте, – кивнул Игорь.
– В последнее время вы не замечали никаких странностей в поведении детей? Какие-то неожиданные мысли, вопросы или действия? Может быть, имели место какие-нибудь события, важные для детей?