Он достал из тумбочки скомканный «Московский комсомолец» и завалился обратно в кровать, всем видом давая понять, что разговор окончен. Не знаю, верил ли он действительно в какой-то заговор с квартирой или «включал дурака», но ситуация определенно доставляла ему удовольствие. Пустой спившийся человек вдруг почувствовал себя значимым и нужным.
Мы с Наташей долго молча стояли у окна в коридоре. Таращась на стекло, я поддевал ногтем вспученные слои краски на подоконнике. Наташа курила. До назначенной Шматченко встречи оставалось чуть больше получаса. План рухнул. Бомж с мордой хорька вдруг разом перечеркнул все мои усилия и жертвы. Из романтического героя, ухватившегося за последнюю соломинку, я вдруг превратился в обманутую, выброшенную пинком под зад на улицу проститутку, возомнившую себя великим комбинатором. И от этого я чувствовал себя погано вдвойне.
– Слушай, я не думала, что все это настолько серьезно, – сказала Наташа, в последний раз глубоко затянувшись. – На тебе лица нет.
Окурок упал в пустую банку из-под кофе, стоявшую на батарее.
– Если это так для тебя важно, могу поехать я».
51
«Запись 18 от 2.10.2017 г.
Я не должен был называть ее «просто знакомой» – это первое, что приходит в голову. И это банально, как кефир. Я не должен был этого говорить. Не должен был туда смотреть. Не должен был туда ехать. Страх и чувство вины – фундамент, на котором держатся девять из десяти психологических расстройств. И мой случай, похоже, не исключение.
Мы договорились встретиться на перекрестке Гоголя и Северной. Я остановился под фонарем и заглушил двигатель. Шматченко появился через минуту. Мой костюм был ему на пару размеров мал. Через плечо у него была перекинута штыковая лопата, которую он придерживал правой рукой. Левая рука сжимала небольшой предмет – рулон канцелярского скотча, как выяснилось впоследствии. Не знаю, где он провел две ночи, но, судя по размашистым движениям, легким покачиваниям и нетвердому шагу, он не скучал. Думаю, алкоголем он сглаживал приступ болезни. Еще прежде чем он заговорил со мной, я понял, что вежливый старик в голове моего теперь уже бывшего пациента уступил место буйному параноику.
Шматченко подошел к машине и склонился над моим чуть приоткрытым окном. Внутрь дохнуло перегаром.
– Крутой автомобиль, доктор. От прадеда по наследству достался? – спросил Шматченко и скомандовал: – Открывай багажник.
– Не заперто, – ответил я.
Шматченко исчез. Позади звякнула о железный пол лопата, хлопнула крышка багажника и раскрылась задняя дверь.
– Вот так сюрприз, – сказал Шматченко. – Жена?
– Нет. Знакомая.
– В смысле?..
– В смысле просто знакомая.
Я сказал первое, что пришло в голову. И это было самое худшее, что я мог вообще ответить. Я назвал Наташу «просто знакомой» через двадцать минут после того, как она вызвалась помочь мне. Если бы мою историю услышала теща, она наверняка напомнила бы об отречении Петра и о девяти кругах ада, в центре которых лежит предательство.
– Да, просто знакомая, – подтвердила Наташа.
В ее голосе явственно слышалась обида. Не знаю, кем Наташа хотела быть представлена: женой, сестрой или любовницей, но только не