«А если он ее убьет?» – подумал я.

Такой оборот событий показался мне более чем возможным. Я быстро оделся и выскочил в коридор.

– Наташа, открой!

Я постучал в дверь соседнего номера и припал ухом к двери. Звуки стихли. Потом хлопнула дверь санузла и зашумела вода.

– Наташа. Ты слышишь меня? Открой! – еще громче позвал я.

– Что еще? – Ее голос был усталым и пьяным.

Она стояла прямо за дверью.

– Открой. Нам надо поговорить. Где Олег?

– В туалете.

– Он сумасшедший.

– Я поняла.

– Буйный параноик и садист. Его отправили на лечение за издевательства над животными. Он может быть опасен. В больнице его месяцами держали в смирительной рубашке.

– И, похоже, в смирительных трусах. Никогда не видела такой стояк.

– Наташа, послушай, мне не смешно. Открой. И иди к себе в номер. Я ему все объясню.

– Не надо никому ничего объяснять, Игорь. Ты и так много сказал за сегодня. Я бы сказала, даже слишком много. Иди спать. А лучше – иди ты на хер, долбаный импотент. Аревуар.

Я простоял у двери еще с четверть часа, пытаясь убедить ее. Она больше не отвечала. А спустя какое-то время я снова услышал шумную возню и сладострастные стоны.

Вернувшись, я лег в сырую, пахнущую плесенью постель. Луна тускло освещала ободранные обои и кривые серые потолки. Я вспомнил умирающего в ночлежке Свиридова, и мысль о том, что теперь на его месте оказался я, напугала меня. Я прислушался, и снова до меня донесся ритмичный сухой скрип кроватной сетки, голоса, частое прерывистое дыхание Наташи и Шматченко… И чье-то еще – третье. Дыхание ровное и холодное. Это дышало Место. Наблюдавшее за нами и ждущее нас».