Просто знакомая. Эти два случайно оброненных слова вдруг оказались судьбоносными и повлекли за собой неожиданную (во всяком случае для меня) и злую развязку. Я вовсе не собирался ее задеть, а вышло так, как будто я намекнул на ее прежние многочисленные знакомства и поставил самого себя в один ряд с теми, кто успел ею попользоваться. Я попробовал в двух словах объясниться, насколько позволяла ситуация. Сказал, что не имел в виду ничего такого. Но от этой неуклюжей фразы стало только хуже.
– Отличные духи, – сказал Шматченко, захлопнув дверь. – Люблю персики.
Это были первые слова Шматченко, обращенные к Наташе, из тысяч, сказанных в той поездке. Дальше он молол без остановки всякую чушь о тайнике с валютой под кремлевской стеной и о знакомом из Ростова, который мог так ущипнуть женщину за зад, что у нее мокрели трусы, – и далее в таком же духе до самого конца пути. Наташа поощряла его гиперболтливость смешками и вопросами, откровенно флиртуя с единственной целью – досадить мне за «просто знакомую». В какой-то момент мне тоже захотелось сказать ей что-нибудь «запоминающееся». Например, немного рассказать о нашем попутчике. Про гебефреническую шизофрению и собачьи глаза в карманах штанов. Потом дать ей время забиться поглубже в угол. А потом обернуться и посмотреть на ее изумленное лицо. К сожалению, это желание так и осталось неудовлетворенным.
В придорожном кафе Шматченко за мой счет взял шашлыков, чебуреков, бутылку водки «Ха-ха-ха» (на этикетке был фрагмент картины «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану»), пепси-колу и пачку соли, которую он тут же рассыпал себе по карманам. Рядом с кафе стояла небольшая торговая палатка. Над входом висела вывеска «Плетеная мебель и элементы интерьера». На площадке перед входом стояло несколько сплетенных из ивовой лозы столов и стульев, и, к моему удивлению, шесть клеток. Клетки, судя по внутреннему пространству и дверцам, были предназначены для довольно крупных птиц размером не меньше голубя. Прутья толщиной в палец сходились сводом в полуметре от пола. Сверху крепился металлический крючок для подвешивания. Внутри клеток помещалась толстая подвижная жердочка. Мы забрали их все. Покупки органично вписались в легенду о жар-птице и развеяли зарождавшиеся во мне подозрения в грубом экспромте. За всю дорогу Шматченко так ни разу не сказал, куда именно мы направляемся, и лишь время от времени корректировал маршрут.
Шашлык мы доели под Краснодаром, а водку они допили под Горячим Ключом. Разговоры на заднем сиденье стали еще более откровенными и развязными. А я все сильнее ощущал себя дерьмом. Я представлял Марину в пустой темной квартире. В одной руке она держала мятую, зацелованную добела распечатку УЗИ, другой гладила себя по животу, беззвучно шевеля губами. Мрачная фантазия смешивалась в голове с обрывками веселых масляно-похотливых речей на заднем сиденье и взрывами пьяного хохота. Шматченко бил ногами в спинку водительского сиденья, а Наташа хлопала в ладоши. От этого мерзкого коктейля мне хотелось остановить машину, выйти, найти камень на обочине и бить им по головам развеселых пассажиров – долго, со всей силы, размолачивая черепа и смешивая осколки костей с мозгами.
Но вместо этого я делал вид, что меня их разговоры нисколько не беспокоят, и в бессильной ярости таращился в усыпанное разбившимися насекомыми лобовое стекло. Чтобы все получилось, нужно было двигаться к намеченной цели. Я сосредотачивался на дороге, работе двигателя, шуме колес, освещенном пятаке асфальта перед капотом, куда время от времени попадала дорожная разметка. Чувство реальности притуплялось, как это часто бывает в пути. Возникало ощущение пребывания вне времени и пространства. Как будто меня нет. Как будто мы давно разбились и погибли, а по дороге несется невидимая машина, набитая призраками, не заметившими смерть».
52
«Запись 19 от 2.10.2017 г.
Около двух часов ночи Шматченко кивнул на стоявшую у дороги постройку из белого кирпича с неоновой вывеской «Отель «Элита» и скомандовал «приехали». Я притормозил рядом с одиноким «КамАЗом». Наташа едва вылезла из машины. Не знаю, сколько она выпила, но чтобы не упасть, ей пришлось облокотиться на багажник. Она долго стояла у открытой двери, удивленно разглядывая темную стоянку, а потом молча посмотрела на меня, ища то ли объяснений, то ли поддержки. Но за время пути было сказано слишком много обидных и глупых слов. Месть за «просто знакомую» состоялась. Я сделал вид, что ничего не замечаю.
Наш попутчик не унимался и продолжал сыпать пошлым вздором. Он впал в знакомое состояние злобного веселья и балансировал на грани, за которой должен был превратиться в бешеную собаку. Я надеялся расстаться с ним раньше, чем это произойдет.
Ситуация не располагала к абстрактным размышлениям, и все же, оказавшись в помещении, я отметил чувство юмора автора гостиничной вывески. Внутри было так же грязно, ободранно и уныло, как в Наташиной ночлежке. За стойкой администратора, больше походившей на прилавок сельского магазина, потягивалась от сна прыщавая помятая девчонка, которая, судя по яркому макияжу и осоловелым глазам, давала гостям не только ключи.
Номера располагались один за другим, по левую сторону коридора. Первым был мой.
– Ты не спи, – сказала Наташа, когда я отомкнул свой номер и открыл дверь. – А то проспишь самое приятное. За тобой должок. Не забыл? И надеюсь, что ты будешь в лучшей форме. Во вторник было как-то… Ну, ты сам понимаешь. Я искупаюсь и приду. Хочешь, можем искупаться вместе?
– Нет. Спасибо, я как-нибудь сам.
– Какой ты скучный. Ладно. Но только не засыпай. – Она в последний раз дыхнула на меня перегаром и зашагала неуверенной походкой вдоль по коридору.
Для того чтобы предсказать этот ход, не надо было обладать особым воображением. Я ждал подобных слов, как только она сказала, что может заменить Петровича. Думаю, одолжению предшествовал несложный математический расчет. Три дня разделяют две ночи. Отличная возможность закрепиться на захваченной высоте.
– Завтра в семь у машины, – сказал Шматченко, прежде чем отправился следом за ней.
Я кивнул и зашел в номер, прислушиваясь к ровной болтовне и удаляющимся шагам. Потом хлопнула дверь соседнего номера, и все стихло.
Я сел на ободранный диван и подумал о завтрашнем дне. Каких птиц собирался ловить Шматченко? Насколько образным было выражение, если мы купили клетки? Вся эта история походила на абракадабру, но тем не менее я был полон решимости идти сквозь все эти бредни до конца.
Стоя под душем, я расслышал голоса за стеной. Сперва подумал, что это телевизор, но когда выключил душ и прислушался, то понял: короткие вскрики удовольствия принадлежали Наташе. Никакого насилия. Все было по обоюдному согласию. Месть за «просто знакомую» получила вполне логичное завершение.