17

– Началось, – сказал вслух Доронин, когда пульсометр выдал двойную паузу.

Он резко поднялся и задел ногою термос с кофе. Термос качнулся, но не упал.

«Хорошая примета», – отметил про себя врач. Хотя он верил больше пульсометру, чем приметам.

Девочка медленно шевелилась во сне и тихо стонала. Из-за трубки во рту слов было не разобрать. Монитор показывал желудочковую аритмию и просевшее давление. Слух не подвел. Начинается. По спине пробежали мурашки.

Доронин подошел к двери и крикнул в коридор.

– Аня!

Хлопнула дверь, застучали каблуки по коридору.

Врач вернулся к кушетке. Детская рука, торчавшая из-под простыни, посинела. Содержание оксигемоглобина в крови семьдесят девять процентов. Задыхается. Доронин поправил прищепку и прислушался к шипению сжатого воздуха в ИВЛ. В жизни бывает много ярких событий с падающими сверху конфетти, салютом, музыкой и танцами, но два главных чаще всего происходят в тишине, в окружении немногочисленном и немногословном.

Аня вошла, поправляя на ходу выбившиеся из-под колпака волосы.

– «Преднизолон» струйно, пять кубов! – скомандовал Доронин. – И доставай наш чемоданчик.

Доронин добавил кислорода на аппарате искусственного дыхания. Стащил простынь с Лизы и приложил фонендоскоп к тощей детской груди. Кажется, жидкости нет. «Кажется» – в его работе плохое слово. УЗИ? Кто его сейчас будет делать? И перкутировать нельзя – перелом ребер.

«Преднизолон» не помог. Вялое копошение перешло в агонию. Девочку пришлось привязать, чтобы она не оборвала провода и трубки.

Не сдаваться. На прошлой неделе он проиграл. Но сейчас лучше было не думать об этом. Давай, боец. Не дрейфь. И выброси из головы всякую чушь. Лучше вспомни про обещание. Нет. Не то, которое ты давал на четвертом курсе института, и не вчерашнее – Прохорову. А то, которое ты давал себе. И постарайся не оказаться пустозвоном.

– Готовь адреналин для прямого укола. – Собственный голос звучал спокойно и уверенно.

Хотел бы он чувствовать себя так же. Аня покосилась на него поверх маски.

– Поживее.