Все это так. К сожалению, в феврале – марте 1917 г., когда на волне спровоцированных германской агентурой беспорядков в Петрограде военачальники во главе с генералами Алексеевым и Рузским изменили присяге и фактически учинили масонский военный переворот, наше Священноначалие не пришло на помощь к Помазаннику, не повторило подвиг Патриарха Гермогена, а изменило Царю, «Богом поставленному блюстителю и охранителю Православной Церкви» и благословило безбожное Временное правительство. На что надеялась иерархия? Что более крайние радикалы не перехватят власть у «умеренных» атеистов? Что при демократической республике расцветет пышным цветом православная вера? Мы видим сегодня, как при деградирующей политической системе, именуемой республикой, ярким цветом цветет не вера и совесть, не честь и достоинство, а эгоизм, шкурничество, разврат, содомия, воинствующая пошлость и низость. Милуют изуверов и миллионами убивают младенцев во чреве матери. Публично отрекаются от Господа, от Иисуса Христа, запрещая Закон Божий в школе и отказываясь упомянуть Творца и христианскую религию в Конституции Европы. И никто из наших владык не покаялся за отречение 1917 года. Много говорили о «вине русского народа», но не о вине Синода. Шпыняют одного лишь митрополита Сергия за Декларацию 1927 года. А чем Декларация марта 1917 г. была лучше? Почему раболепство перед голубыми масонами извинительнее, чем страх перед красными тамплиерами? Так называемое «сергианство» началось на 10 лет раньше и пора бы это признать.
Выдающийся русский мыслитель И.А. Ильин (1883–1954) всю жизнь работал над проблемой власти и государственного устройства. В 20-е годы он задумал монографию «О монархии», подготовил особую библиографическую подборку «Литература о монархии» (материалы хранятся в Архиве Ильина в Мичиганском университете), в 1929/30 учебном году в Русском научном институте в Берлине прочитал курс лекций «Понятия монархии и республики». 46 лет философ и правовед работал над исследованием монархии и к моменту кончины работу свою не дописал. Его незаконченный труд «О монархии и республике» был опубликован Н.П.Полторацким уже после смерти Ильина, сначала в журнале «Русское Возрождение» в 1978 г., затем отдельной книгой в 1979 г. в Нью-Йорке. Московское издательство «Русская книга» опубликовало этот труд в 1994 г., в 4-м томе Собрания сочинений И.А. Ильина (составитель и комментатор Ю.Т.Лисица).
«Ныне монархический строй и самая идея монархии, – пишет Ильин, – вовлечены в тот общий мировой кризис, который разразился на наших глазах в XX веке с небывалой еще в истории бурностью и остротой» (Ильин, т. 4, с. 418). Люди утрачивают духовное измерение вещей и жизни, духовно слепнут и судят обо всем по собственному интересу, по навязанному трафарету или по внешней видимости. Между тем «монархическое начало, стоящее по природе своей в скрещении государственности, религии и нравственности, не могло не быть захвачено общим духовным кризисом» (там же, с. 418). Яркий пример: это 1917 год в России. Мы имели лучшего монарха, но интеллигенция, часть дворянства и даже часть бюрократии посчитали, что надо брать пример с Европы, где республику в принципе предпочитают, что в парламентаризме, дескать, прогресс и благо. В итоге получили 8-месячную анархию с разложением армии и государства и 70-летнюю богоборческую диктатуру, при которой в первые же 5 лет было уничтожено 12 % населения, лучшего населения.
«Катастрофа, разразившаяся в истории русского народа, – отмечает Ильин, – … произошла от того, что на протяжении многих десятилетий…. в душах меркла и исчезала ДУХОВНАЯ ОЧЕВИДНОСТЬ, т. е. верное восприятие и переживание великих духовных предметов – Откровения, Истины, добра, красоты и права» (т.4, с. 444). А ведь «в основе всякого права и правопорядка, и всякой достойной государственной формы лежит духовное начало…» (с. 446). По мнению мыслителя, правосознание само по себе есть ЧУВСТВО УВАЖЕНИЯ к ЗАКОНУ и законности, чувство преклонения перед авторитетом законной власти и законного суда, чувство долга и связанности им и живое чувство связующей дисциплины. Особенно важна следующая мысль Ильина: «правосознанию естественно и необходимо ЛЮБИТЬ свой народ, свою страну, свое отечество и в этой любви почерпать все те руководящие чувства, о которых я упомянул» (с. 447). Теперешнюю Конституцию РФ 1993 г. и другие законодательные акты сочиняли лица с полным отсутствием любви к народу, стране, отечеству. Только отъявленные русофобы могли «позабыть» упомянуть русский народ в тексте Конституции. А раз в их правосознании отсутствуют чувства любви к народу и стране, то, по Ильину, закономерно нет и других составляющих правосознания: чувства уважения к закону, чувства долга и т. д. Словом, правосознание у наших либералов отсутствует. Отсутствие правосознания, кстати, одна из причин нашей тотальной коррупции, всеобщей продажности министров, губернаторов, мэров и прочих должностных лиц. А ведь «только любовь вызывает в душе ту ВЕРНОСТЬ, без которой немыслимо никакое государство» (с. 448). Нет у наших реформаторов любви к народу и родине, нет и верности. А государство без верности – это карточный домик. Впрочем, у нашей «элиты» есть некоторая верность Израилю и США, в банках которых лежат их личные счета. Нет только верности к России. Кажется, это единственный случай в истории, когда вся правящая бюрократия не имеет национальных интересов, а только интересы своего кармана. Народ – в ловушке.
Ильин учит: «искрения религиозность есть вернейший и глубочайший корень правосознания» (с. 450). В пику современным глобалистам звучат следующие слова философа: «у всякого народа своя особая «душа», и помимо нее его государственная форма непостижима. Потому так нелепо навязывать всем народам одну и ту же штампованную государственную форму» (с. 451). По мнению Ильина, с детства необходимо прививать людям уверенное чувство, что они признаются СУБЪЕКТАМИ ПРАВА, что они призваны к самообладанию и самоуправлению и что государство уважает их и доверяет им. «Правосознание воспитывается в людях, а не предполагается готовым…» (с. 452). И только политические верхогляды воображают, будто народам можно навязывать их государственное устройство, будто существует единая государственная форма, «лучшая для всех времен и народов». «И нет ничего опаснее и нелепее, как навязывать народу такую государственную форму, которая не соответствует его правосознанию (например, вводить монархию в Швейцарии, республику в России…» (с. 453–454).
Монархическому правосознанию, считает Ильин, свойственна потребность ОЛИЦЕТВОРЕНИЯ государственного дела, совершенно не свойственная для республиканского правосознания. «Единство народа требует зрелого, ОЧЕВИДНОГО, духовно-волевого воплощения: единого центра, лица, персоны, живого единоличного носителя, выражающего правовую волю и государственный дух народа» (с. 457). Одно лицо олицетворяет сразу власть, государство, отечество и весь народ в целом. «…Христианская религия, даровавшая миру откровение живого Бога, на много веков оживила потребность олицетворять и созерцать воочию государственную власть». Поэтому далеко не случайно «за последние два-три века (18, 19 и 20-й) кризис христианства и кризис монархической государственности идут рука об руку» (с. 460).
Чтобы понять сущность монархического олицетворения, надо все время иметь в виду его религиозную природу. Монархическому правосознанию, учит Ильин, «присуща склонность воспринимать и созерцать государственную власть как начало СВЯЩЕННОЕ, РЕЛИГИОЗНО ОСВЯЩАЕМОЕ и придающее монарху особый, высший, религиозно осмысливаемый ранг, тогда как для республиканского правосознания характерно вполне земное, УТИЛИТАРНО-РАССУДОЧНОЕ восприятие и трактование государственной власти» (с. 462). И далее: «От созерцания Бога и от молитвы инстинкт самосохранения очищается и одухотворяется, в нем пробуждается СОВЕСТНОЕ ПРАВОСОЗНАНИЕ, он постепенно делается дисциплинированным, мудрым, покорным, вплоть до готовности умолкнуть и согласиться на личную смерть во имя дела. Это относится и к НАЦИОНАЛЬНОМУ инстинкту самосохранения» (с. 463). Каждый человек хочет жить, инстинкт самосохранения в людях чрезвычайно силен. И тем не менее под влиянием веры в Бога, созерцания Бога и обращения к Нему этот сильнейший инстинкт способен сжаться, погаснуть и уступить место готовности умереть за великую идею, прежде всего за Богом установленную идею. Религиозное восприятие монархической власти, подчеркивает Ильин, отмечается историей на протяжении тысячелетий и к тому же во всех странах света. По тысячелетней традиции Царь есть верховный священник и вероучитель, ибо в нем самом живет божественное начало. Преподобный Иосиф Волоцкий прямо утверждал «Царь убо естеством подобен всем человеком, ВЛАСТИЮ же ПОДОБЕН есть высшему Богу» («Просветитель», Слово 16). И поскольку
Царь есть особа священная, «особливо связанная с Богом», то именно это свойство его является «источником его чрезвычайных полномочий, а также основою чрезвычайных ТРЕБОВАНИЙ, предъявляемых к нему, его чрезвычайных ОБЯЗАННОСТЕЙ и его чрезвычайной ОТВЕТСТВЕННОСТИ» (с. 474).
Монархическое правосознание, по Ильину, склонно к СЕМЕЙСТВЕННОМУ созерцанию государства и к ОТЕЧЕСКОМУ осмысливанию верховной государственной власти. «Где-то в самых корнях своих монархическое правосознание ПАТРИАРХАЛЬНО, «фамилиарно», «оно склонно переносить строй семьи в государство, а строй монархии в семью» (с. 479). Маркс и Энгельс, как известно, ратовали за отмену семьи. Октябрьская революция, помимо немедленного установления коммунизма (переименованного позже в «военный коммунизм»), выступала и за отмену семьи. Троцкий, как последовательный революционер, в середине 30-х годов в своей книжке «Преданная революция» обвинял Сталина и за «реставрацию» семьи, этого, по его мнению, средневекового реликта. Коммунисты лишь наиболее решительно претворяли в жизнь требования масонов. Сегодня, по инициативе мировой закулисы в некогда христианском мире идет быстрое уничтожение семьи: через разврат, промискуитет, пропаганду содомии, абортов, феминизм, гедонистическое отношение к жизни. Творцы катастроф стремятся сделать необратимым все, включая уничтожение монархии, уничтожение семьи, авторитета, порядка и нравственности. Теперь глобалисты приступили и к уничтожению государства, даже республиканского. Республика в их планах была лишь мостиком, переходным периодом к глобальному информационно-сотовому обществу – к Сети.
Важное и устойчивое отличие монархического правосознания – это культура РАНГА в человеческих отношениях. «Ранг есть прежде всего вопрос КАЧЕСТВА, и притом подлинного качества…» (с. 480). Великая воспитательная сила монастыря, армии, школы и монархии в сообщении человеку умения ставить себя перед лицо Божие и измерять свое несовершенство – Его совершенством, что сообщает душе смирение, трезвение, свободу от зависти и интриги. Ильин пишет: «Люди от природы и в духе – не равны друг другу, и уравнять их никогда не удастся» (с. 482). И далее: «монархическое правосознание склоняется к признанию того, что люди… РАЗНОКАЧЕСТВЕННЫ, РАЗНОЦЕННЫ и потому, естественно, должны быть НЕ РАВНЫ В СВОИХ ПРАВАХ» (с. 483). Самое наглядное свидетельство духовного неравенства людей в нашей повседневной жизни – это деление на тех, кто ругается матом или даже разговаривает матом, и тех, кто воздерживается от сатанинской лексики. Замечено, что употребление словесных нечистот как бы сигнализирует, что субъект дерзок, ему море по колено, что моральные требования не для него. Недаром современные демократы в России так рьяно насаждают матерщину в литературе, на сцене, в кино и на телевидении. И первым в насаждении уравнивающего всех мата является официальное лицо, представитель государства, республиканец, министр (в настоящее время – полуминистр) Швыдкой. Одновыременно деятели антимонархической культуры лакействуют перед криминалитетом, занявшим кресла депутатов, губернаторов и мэров, пришедших во власть. Им Сорокины и ерофеевы создают привычную атмосферу. Демократическая республика «по фене ботает».
Монархическое правосознание указывает на «необоснованность и опасность всеобщего избирательного права, ввиду обилия необразованных и глупых людей («олухов», по выражению Карлейля)» (с. 485). Тем более что даже многие образованные и внешне неглупые люди нередко голосуют, как идиоты: например, при утверждении в Верховном Совете так называемой «Декларации независимости России» от России в июне 1990 года (как будто СССР – это не историческая Россия) или при санкции на расчленение великой страны в декабре 1991 г. Ильин напоминет, что французское парламентское голосование 1875 г. предпочло республиканский строй монархическому большинством в один голос. И до сих пор Франция является республикой в соответствии с голосованием в парламенте в 1875 г. Это лишний раз говорит о том, что никакое представительство, никакой парламент ничего не решают, а решают закулисные силы, теневая власть.
Монархическому правосознанию свойствен также консервативный уклон. Монархия имеет свои традиции, на которых она стоит, которыми дорожит и от которых неохотно отступает. «Эта склонность БЕРЕЧЬ НАЛИЧНОЕ, опасаться неизвестного нового, взвешивать его всесторонне и отклонять его, обусловлена, конечно, религиозными, родовыми и ранговыми основами монархического правосознания» (с. 488). Республиканское правосознание, наоборот, только и озабочено новшествами. Вскоре после революционных беспорядков, в декабре 1906 г., премьер Столыпин предложил Государю отменить черту оседлости для иудеев, установленную Екатериной Второй, и принять закон «О еврейском равноправии». Мнение Столыпина поддерживали, как свидетельсвует Коковцев, все министры, люди благонамеренные, полагавшие, что этой реформой можно будет умиротвормить революционный этнос. Один Царь встал поперек не только мнений либеральной общественности, но даже – министров-монархистов. Он сказал: «Не мне отменять то, что не отменил ни один мой предшественник» (
Монархическое правосознание, по Ильину, религиозно укорененное, строящееся на началах семьи, ранга и традиции, усваивает в отношении к главе государства настроение ДОВЕРИЯ. Доверие это имеет свой глубочайший корень в ВЕРЕ и РЕЛИГИИ. Необходимо, чтобы государь и народ были ЕДИНОЙ ВЕРЫ. Поэтому основное задание республиканцев при монархии – подорвать доверие к монарху. За 12 лет существовавшей в России полной свободы слова и свободы печати русскоязычные газеты (а более 90 % их принадлежало талмудическому капиталу) развернули неистовую кампанию против алтаря и трона и прежде всего – против Государя, пусть даже и слегка замаскированную. Чаще всего мы вспоминем разнузданную хулу против Г.Е. Распутина. Но можно указать также на дискредитацию военного министра В.А.Сухомлинова, разогнавшего «военную ложу» Гучкова. Можно вспомнить кампанию против своего же единомышленника А.Д.Протопопова, который неожиданно «изменил» заговорщикам и стал верно служить Царю. Упущением государственной власти следует признать наличие в предреволюционной России такой уймы провокационных газет, готовивших катастрофу.
Если монархия основывается на доверии к правителю, то республика, напротив, строится на принципиальном недоверии к главе государства.
«С доверием к Государю, – пишет Ильин, – в монархическом правосознании теснейшим образом связаны 2 основные чувства – ЛЮБВИ и ВЕРНОСТИ» (с. 498). «Иметь Государя возможно любовью, сердцем, чувством. Кто любит своего Государя, тот имеет его действительно, по-настоящему, и тем строит свое государство» (с. 502) Любовь к монарху неразрывно сплетается и срастается с любовью к своему народу и отечеству. Все воедино связано. Республика не требует участия чувства и сердца. Монархия – требует. Настоящая монархия, таким образом, «вносит в политику начало интимности, преданности, теплоты и сердечного пафоса» (с. 506). Разложение и крушение происходит как раз потому, что монархический строй теряет свои интимные корни в человеческих душах.
В другой своей работе «О сущности правосознания» Ильин обосновывает утверждение, что «чувство собственного духовного достоинства есть первая и основная АКСИОМА ПРАВОСОЗНАНИЯ» (с. 508). «Уважение к себе как живому духу есть основное условие бытия: акт самоутверждения…» (с. 509). Человек как живой дух обязан блюсти свою честь перед Лицом Божиим, перед лицом своего Государя, перед своим народом и перед самим собою. «…Начало духовного достоинства и чести есть основа НЕ республиканского, а монархического строя» (с. 509). Как отмечают историки Забелин, С.Ф.Платонов, русские цари в Московском государстве искали правды и людей гражданского мужества. Мужественное правдоговорение перед лицом Государя – прямая обязанность монархиста. Активность идейного монархиста центростремительна, лояльна и ответственна. Он ведает, что его государство имеет персональный центр, которому он призван служить не за страх, а за совесть. В то же время активность республиканца отличается центробежным тяготением, он вмешивается во все государственные дела, однако старается сложить с себя ответственность перед избирателями. Ильин так характеризует российских либералов-республиканцев XIX – начала XX в.: «Ни национально-патриотической центростремительности, ни лояльности, ни ответственности у русских республиканцев не оказалось, (с. 521). Им надо было любой ценой оторвать трон от народа и подорвать доверие народа к трону» (с. 521–522). Гибельность и утопичность своих программ, отмечает Ильин, они не понимали. Идее «великой России» они предпочитали анархическую систему малых республик, как Сахаров и Елена Боннэр в конце XX века.
Ильин приводит покаянное мнение одного из кадетских лидеров, Василия Алексеевича Маклакова (1869–1957), который уже в эмиграции был вынужден признать: «О том, что Монархия в России опирается не на одни только штыки, что ее поддерживает громадная часть населения, что Монархия тоже может говорить его именем (т. е. именем народа. –
Ильин считал, что государство как «многоголовый» совокупный субъект права может строиться по принципу «УЧРЕЖДЕНИЯ» или по принципу «КОРПОРАЦИИ». Жизнь учреждения (больницы, гимназии) строится сверху, а не снизу. И в государстве как учреждении народ получает свой правопорядок и все его блага в порядке опеки, повиновения и воспитания. А вот корпорация строится не сверху, а снизу (клубы, кооперативные общества). В корпорации все основано на голосовании. Принцип корпорации, проведенный последовательно до конца, погасит всякую власть и организацию, государство разложится и начнется анархия. Ильин пишет: «На самом же деле государство в своем здоровом осуществлении всегда совмещает в себе черты учреждения с чертами корпорации: оно строится и сверху, и снизу, и по принципу властной опеки, и по принципу выборного самоуправления. Ибо есть такие государственные дела, в которых необходимо властное распоряжение, и есть такие дела, в которых уместно и полезно самоуправление» (с. 540). Например, ко всем гражданам с незрелым и дефективным правосознанием (дети, несовершеннолетние, душевнобольные, дикари, анормальные, жадные плуты и т. д.) государство всегда останется учреждением. Стремясь к сочетанию учреждения и корпорации, монархист должен учитывать следующие условия:
1) Размеры территории: чем больше территория государства, тем необходимее сильная центральная власть и тем труднее проводить корпоративный строй.
2) Плотность населения… малая плотность может сделать форму учреждения совершенно необходимой.