— Ну, это меня устраивает, — сказал Бэтенс. — За это время я успею поставить новый кремень и зарядить карабин. Я умею это делать и в темноте.

— Для тебя это дело привычное, Ян.

— Что правда, то правда. Я — это я, и думаю лишь об одном — вогнать пулю в лоб старому негодяю!

— Будет лучше, если ты, а не я, расправишься с ним, поскольку однажды в Мидделбурге он спас мне жизнь, когда уже никто не верил, что я могу родиться заново, — послышался голос одного из бандитов.

Филипп не стал ждать конца разговора, ползком выбрался из кустов и, неслышно ступая, поспешил прочь. Он догадался, что это были оставшиеся без дела солдаты, которые тогда толпами бродили по стране, и теперь все его мысли были направлены на то, чтобы найти способ защитить доктора и его дочь от грозившей им опасности. На время он забыл об отце и потрясшей его тайне.

Когда Филипп уходил из дома, он не думал о том, в какую сторону он побредет, однако, хорошо зная окрестности, теперь легко нашел дорогу к дому доктора Путса. Через четверть часа, запыхавшийся, он стоял у его двери. Как всегда, в доме было тихо. Филипп постучал, но ему не ответили. Он продолжал стучать, но напрасно — врача, видимо, вызвали к больному. Поэтому Филипп громко, так, чтобы его услышали в доме, закричал:

— Девушка! Как я полагаю, вашего отца нет дома. Послушайте, что я скажу вам. Я — Филипп Вандердекен. Совсем недавно мне довелось услышать один разговор, и я узнал, что четверо злодеев намереваются прийти сюда, убить вашего отца и ограбить дом. Через час, а может быть, и раньше, они будут здесь, и я поспешил, чтобы предупредить и, если удастся, защитить вас. Клянусь реликвией, которую сегодня утром вы возвратили мне, что все это чистая правда!

Юноша замолчал, однако ответа не последовало.

— Синичка! Если тебе твоя честь дороже, чем твоему отцу деньги, ответь мне! Открой окно на втором этаже и выслушай меня! Ты ничем не рискуешь. Не будь так темно, я бы попросил тебя выйти ко мне.

После этих слов окно второго этажа распахнулось, и Филипп разглядел силуэт грациозной дочери минхера Путса.

— Что вы здесь делаете в такое позднее время, минхер? — спросила девушка. — Что вы хотели сообщить мне там, стоя у двери? Я что-то не расслышала.

Филипп подробно рассказал ей обо всем и попросил впустить его в дом, чтобы взять ее под свою защиту.

— Подумайте хорошенько о том, что я сказал вам, красавица, — продолжал он. — Ведь сами вы уже проданы одному гнусному проходимцу, который назвался Бэтенсом, если я не ошибаюсь.

— Как? Вы говорите Бэтенс, минхер?

— Да, именно так. Негодяй говорил, что влюблен в вас.

— Я припоминаю этого человека, — отвечала девушка. — Однако я просто не знаю, что мне делать и что сказать вам. Отца вызвали к больному, и его, возможно, не будет еще несколько часов. Как же я, одна, в ночное время открою вам дверь? Никогда! Нельзя… Я не могу сделать этого, хотя и верю вам. Конечно, у вас нет дурных намерений, если только вы не придумали эту историю.

— Даже в надежде на вечное блаженство, синичка, я не смог бы додуматься до этого. Но вам не следует рисковать своей жизнью и честью! Впустите меня!

— А если я и вправду впущу вас? — спросила она испуганно. — Что вы сможете сделать один против четверых? Четверо на одного! Они быстро расправятся с вами, и тогда еще одной жизнью станет меньше!

— Этого не произойдет, девушка, если в доме есть оружие! А я полагаю, что, не будь его, ваш отец не жил бы так уединенно. Я не боюсь этих воров — вы знаете мой характер!

— Конечно, с ним я уже познакомилась. Ради нас, чей дом вы сами штурмовали, вы хотите теперь рисковать жизнью. Я благодарна вам, минхер, сердечно благодарна, но открыть вам дверь… Я никак не решусь…