Максим уже совсем втянулся в учебу, как в середине октября почтальон принес ему письмо из Метрического ведомства. Будущий корабельщик повертел конверт, зачем-то помял его и в недоумении вскрыл. Им к тому времени успели сообщить, что все они поставлены на временный учет в столице и приравнены в правах к студентам, и теперь им полагается своя доля торфа. Крупу, хлеб и соль в столице, в отличие от Ориена, приходилось покупать.

“Дорогой господин Рустиков! – на гербовой бумаге обращался к нему чиновник. – Прошу Вас явиться для уточнения Ваших метрических данных 20 октября 529 года к 15 часам в кабинет 419 по адресу: улица Викентьевская, 15. Настоящая бумага послужит Вам пропуском в ведомство. Младший благочинный Урван Лаврин”.

Это была пятница, и Максим вышел из Университетского городка заранее, часа в два. Тогда он еще плохо представлял себе Навию, поэтому специально ознакомился с картой города в скриптории. На Викентьевской улице, помимо множества ведомств, находились также дом Народного Собрания и королевский дворец. Обычных домов на ней, наверное, и не было. Максим шагал под пристальными взглядами многочисленных гвардейцев, стискивая в кармане метрику и письмо благочинного Урвана.

С утра по небу бежали тучи, но к обеду прояснилось, хотя задувал весьма сильный ветер. Повсюду реяли государственные флаги. По дороге то и дело проносились быстроходные мобили, обдававшие молодого студента клубами черного дыма, а конных повозок тут вовсе не было видно. Вдоль тротуаров перекатывались побуревшие листья – рядом с дворцом, за одной с ним оградой, был разбит обширный парк. Из него-то опавшая листва и летела. Растения в этот знаменитый на всю страну парк были свезены отовсюду: из предгорной Сарнии на западе, заболоченного Наварина на юге, оледеневшего Петрополиса на севере… Большую часть территории, разумеется, занимала местная растительность, потому что вся остальная приживалась неохотно и не вся.

Пропустили Максима почти без задержки, только обыскали тщательно. Но он понимал, что в Селавике хватает разных подозрительных людей, способных подорвать ведомство или застрелить чиновника, тем более в неспокойное военное время. Вызвавший его чиновник сидел среди десятка себе подобных в большом и холодном помещении с зарешеченными окнами. Правда, столы располагались на значительном расстоянии друг от друга, и если говорить спокойно, кроме Урвана Лаврина и Максима никто не разберет, о чем они беседуют. К тому же у двери сидела сосредоточенная, остроносая девушка и что было сил стучала по клавишам пишущей машинки, так что стол под аппаратом буквально содрогался. Поэтому в кабинете было довольно шумно.

Вдоль стен высились колоссальные стеллажи с папками и книгами, похожими на собрания Уложений и Указов, а на полу кое-где громоздились растрепанные стопки из бумаг, свежих и пожелтевших. Из-за них, судя по всему, в комнате и стоял густой дух бумажной пыли.

У двери на стуле сидел еще один гвардеец, который скучливо изучил Урваново письмо и сделал в журнале пометку о прибытии.

– Вам назначено? – сварливо поинтересовалась девица за машинкой, не отрываясь от своего дела.

– Да, мне к господину Лаврину…

Тут сидевший у самого окна человек в вязаной кофте, завидев нового посетителя, привстал и махнул ему рукой. Студент двинулся между бумажных гор, стараясь не зацепить ни одну из них полой плаща.

– Садитесь, садитесь, господин Рустиков, – дыша на руки, приветливо сказал Урван. – Повесточку можно вашу? И метрику, пожалуйста. Да вы присядьте, дело у нас нешуточное… – Максим насторожился, а Лаврин подвинул к себе собственное письмо и тщательно перечитал его, будто видел впервые, затем поднял на посетителя белесые глаза. Лаврин показался Максиму похожим на белька – такой же добродушный, усатый и светленький, только глаза не черные. Под кожей у него как будто перекатывался детский жирок, хотя в остальном он выглядел лет на восемнадцать-двадцать. – Вам не холодно?

– Нет, спасибо.

– Торфа маловато, а дровишек и вовсе нет… Экономия. А из окна дует, того и гляди простуду подхвачу. – Он сделал паузу, разглаживая свою повестку. Вокруг чиновника и так возвышались две бумажные кучи, и Максим подумал, что присланное ему письмо скоро пополнит одну из их. – Недоразуменьице у нас вышло, сударь. Бумага на вас из Ориена пришла. Человечек наш вас разыскивает, долго уже к себе зазывает. Феофан Парамонов, благочинный наш – слышали такого? А вы все не идете да не идете. Нехорошо получается. Нарушение, больно сказать, Уложения о ведомствах. И дагерротипчик у вас в метрике старый, заменить давно пора было. Как же так, сударь? – укоризненно покачал головой Урван.

При этом он бросил короткий взгляд на выход, возле которого торчал гвардеец, и Максим очнулся. До этого он несколько мгновений не мог пошевелиться, как будто его окунули в прорубь, а руки-ноги покрылись коркой льда. Стоит Лаврину подать знак, и студента попросту убьют без всяких разбирательств. Неподчинение повестке Парамонова – достаточное для этого основание.

– Думаю, Указ Короля о дополнительном наборе студентов важнее, чем письмо благочинного, – кашлянув, сказал он.

– Указ, говорите? – оживился Лаврин. – Покажите мне его.

– Что? – опешил студент и как-то разом забыл о гвардейце с винтовкой, сидящем у входа, настолько абсурдной показалась ему реакция Лаврина. Максим почувствовал себя персонажем театральной постановки. – Но как же?…

Чиновник наблюдал за ним с насмешливым любопытством, словно мальчишка за мухой, у которой только что оторвал одно крыло и сейчас прикидывает, не пора ли заняться вторым. Замешательство посетителя, очевидно, забавляло его, и Максим растерянно замолк, чтобы совсем не увязнуть в междометиях и не ляпнуть чего-нибудь лишнего.

– У вас же хранится предписание с моим именем, – выдавил он наконец.

– Успокойтесь, сударь, – поскучнел Урван. – Указ о дополнительном наборе слушателей на Университетские курсы действительно существует. И даже не потерял силу, потому что его успели выполнить. – Фраза у него получилась странной. – Кажется, именно вы помогли Элизбару Магнову доставить в столицу дольменский аэроплан?