– Не хочется. – Он провел по ее волосам свободной рукой, пальцы сами заскользили по лопаткам и ниже, миновали ложбинку с копчиком и веером вползли на холодные, еще влажные ягодицы. Она с готовностью закинула на него бедро, неловко потерла коленкой у Максима между ног и легко возбудила его.
Остатки разных глупых мыслей выветрились у него из головы, когда Домна потянула его на себя и раскинула ноги.
– Приходил бы почаще, Макси… Опять не хочешь ребенка? – выдохнула она, едва он погладил ей промежность, ища в жестких, расчесанных волосках скользкий, желанный ход и расширяя его торопливыми пальцами. Совсем рядом с ним цвел и другой, негласно осуждаемый Храмом, но выбранный Максимом для последней ласки и любви. Храм Смерти и служитель с его заветом, мелькнув в сознании Максима, рассеялись мрачным дымом, на мгновение отравив чистую радость. Он не ответил Домне, слова сейчас были неуместны.
– Кто такой этот ваш Платон? – минут через десять, отдышавшись, спросил Максим. Сон не шел, и студент лежал во мраке, таращась в невидимый потолок.
– Что? – невнятно отозвалась она. – Прости, Макси, я так спать хочу… И на работе устала. Не знаю я, сколько помню, всегда он у нас в кабаке торчит. Уходит иногда, конечно… А где живет, не знаю. – Она помолчала и внезапно вздрогнула, разворачиваясь к нему грудью. – Макси, малыш… Вчера в “Студиозус” Пимен приходил, ну, приятель твой ориенский.
– Он мне не приятель.
– Земляк… Он еще учится на твоих курсах?
– Конечно. – Пимен сперва выбрал авиатехнику, настолько его в свое время поразил дольменский биплан. По его словам, он “грезил о небе”, но вследствие природной нескладности вряд ли мог рассчитывать на диплом авиатора, и сам знал об этом. Его, как и Максима, определили в корабельные инженеры. “Вот куплю хутор, построю себе биплан, и тогда меня никто не остановит”, – частенько утверждал Пимен.
– Он с кем-то за одним столом сидел и шептался. Сусанна им еду подносила и пиво, немножко услышала. Макси, он тебя шпионом обозвал… Ты ведь не шпион? – нервно хихикнула она. Глаза ее чернели словно два колодца, а отблески уличных фонарей таяли в них бесследно, как отражение Луны. – А если даже… Я все равно никому не скажу. Правда, правда. А Сусанна и так в Пименовы враки не верит. Ты же секретов королевских пока не знаешь, что ты можешь дольменцам рассказать? Что ты молчишь, Макси?
– Потерял речь от изумления, – проворчал студент. – Какой из меня лазутчик?
– Ты вот про Платона спросил, а я теперь подумала, что он может быть дольменским шпионом. Все время что-то высматривает, разговоры слушает в оба уха. Не смотри, что седой, глаз у него острый. На меня однажды так поглядел, что я вся обомлела от страха.
– Ты-то? Да, это удивительный человек. Это кем надо быть, чтобы тебя напугать?
– Тьфу ты. Я серьезно говорю… – Она прижала сложенные руки к груди и еще теснее придвинулась к мужу. – Ну ладно, не обомлела. Не по себе мне стало. Словно это служитель Храма на меня взглянул.
– А может, он и есть бывший служитель? – осенило Максима. – Потому и боится матушки Смерти.
– Ох, давай лучше не будем про Смерть. И вообще, я спать хочу. – Домна демонстративно засопела, изображая спящую.
– Интересно, почему Пимен меня за лазутчика принимает? Неужели это он всерьез? – как бы про себя пробормотал студент, не рассчитывая на ответ жены.
– Он сказал, что видел тебя осенью возле Метрического ведомства… – откликнулась она. – Будто ты вышел из него какой-то подавленный. И что туда никто просто так не пойдет, если он не сотрудник или доносчик. Глупости всякие говорил, в общем. Потом еще про твой дольменский язык сказал…
Учеба на Университетских курсах началась в октябре, сразу после того, как новые слушатели со всей страны прибыли в Навию и устроились в общежитии. Там было много свободных комнат, потому что старшие студенты едва ли не поголовно ушли на фронт в первые дни войны, когда срочно требовалось выдвинуть навстречу дольменцам хоть какую-то подмогу для армии. Селавикцы несли тяжелые потери, при этом в газетах не очень много писали о положении на фронте. Но Максим то и дело слышал в разговорах о том, что артиллерия проигрывает дуэли из-за своей малой дальнобойности, а от шрапнели дольменские солдаты, такие хитрецы, укрываются в окопах или деревянных срубах. К счастью, под Сорелем удалось захватить сотню современных стальных орудий, и враг предпочел остановить наступление. А может быть, дольменские стратеги с самого начала не собирались завоевывать Селавик, ограничившись Каменными Землями. И все остальное просто само упало им в руки, а теперь отдавать не хочется.
Начинал Максим с порядочным трудом – все-таки после школы прошел не один год, и многое из математики успело забыться. Не говоря уж о том, что и в школе Максим не особенно понимал этот предмет. Но потом вдруг у него словно что-то прорезалось. Профессор Онисимов пару раз позанимался с ним после лекций, и дело пошло на лад. “Вас очень неправильно учили, сударь”, – проворчал учитель. “Но ведь все остальные справлялись”, – скромно ответил Максим. Профессор лишь пожал плечами, по которым разметались его длинные, смазанные маслом волосы. Онисимову было двадцать три, и он уже второй год заведовал кафедрой корабельной архитектуры Морского факультета. Его перевели в Навию из Питебора, где он прославился постройкой броненосного судна “Венценосный”.
Кроме математики, приходилось осваивать новые науки: химию, свойства жидкостей, черчение… То есть только те предметы, которые были нужны ему в будущей работе корабельного архитектора.