Возможно, это была книга про Незнайку.

Или фильмы братьев Коэн: «Большой Лебовски», «Субурбикон», что-то такое.

Вся эта звериная серьёзность украинской квазиполитики ему была омерзительна. Он всегда втайне хотел, чтоб они все умерли, испарились, исчезли. Но играл в эту игру, в эту роль, потому что она как бы получилась у него. Он в неё врос, к ней привык – а все остальные роли у него не получились. Он же не философ, не актёр, не актор. Он – фокусник на крови, на самой большой украинской трагедии.

Поэтому он кривлялся, никого не любя, ни во что не веря, – но надеясь, что как-то правильно доиграет хотя бы эту роль…

Иногда он вытаскивал свой подарочный красивый инкрустированный пистоль, и думал: не застрелиться ли? С видом Андрея Миронова из фильма «Мой друг Иван Лапшин» то к уху его приставлял, то к глазу, то к сердцу, то в рот засовывал…

«Нет, всё слишком отвратительно», – решал он, и, сплёвывая кислую слюну, прятал оружие.

Всё вокруг было такое отвратительное, что даже стреляться не хотелось.
Но лучше всего у него получалось играть в «Олега Меньшикова» из первой части «Утомлённых солнцем». Помните, когда там Меньшиков валял дурака в финале, осознавая, какой он бес? Вот так же играл Арестович в своём игрушечном танке.

«Вы все ублюдки, я желаю всем вам гореть в аду, потому что вы отняли у меня честь и совесть, отняли у меня – меня. И вот я еду на танчике, и я всех вас видел в гробу: воинов света, киборгов, мокшан, лягушатников, фрицев, но больше всего, конечно же, хохлов, особенно хохлов – хохлов как вид…»

Осенью 2022-го Алексей Арестович неожиданно поделился любопытными размышлениями о чертах украинского национального характера.

Он определил две таких базовых, но при этом теневых черты этого характера.

Первая – «жлобство».

«Жлобство – это искусство отстаивать свою границу межи на огороде в ситуации, когда цивилизованное разрешение спора невозможно. Поскольку такие конфликты были постоянным фоном становления национального характера, наша коллективная Тень пошла этим путём», – написал Арестович.

Он вывел и формулу жлобства: агрессивная уверенность в своей тотальной правоте плюс недопущение даже мысли о возможной правоте соперника, плюс умение оскорблять, не переходя решительной черты, после которой взаимодействие переходит в смертоубийство.

Арестович отдельно отметил, что с началом войны восемь лет назад оформился очень специфический вид жлобства: жлобство плюс патриотическая повестка:

«Вопрос “Чому не державною?”[1] – лишь первая ступень. Жлобы всех мастей очень быстро сообразили, что достаточно к любому жлобскому наезду добавить патриотический слоган – и ты теперь вечно прав, и даже активно поощряем коллегами в своём жлобстве. Вот и расцвёл пышным цветом у нас целый кластер жлобов – “жлоб дерзкий и патриотический”. Причём в этом позволяют себе активно упражняться и политики, и лидеры общественного мнения, роняя достоинство страны с упорством, достойным лучшего применения».

Второй теневой чертой украинского характера, по мнению Арестовича, стала «нечеловеческая жестокость».

Он предложил вспомнить, как расправлялись с противниками во время восстания Хмельницкого и во время Волынской резни.

При этом лукаво уточнил (повинуясь тому самому жлобу, которого только что описал и осудил), что в ныне идущей войне этого не наблюдается:

«…в противном случае на каждом дереве висели бы трупы повешенных оккупантов со вспоротыми животами – как в старые “добрые” времена».

«А значит, мы учимся и прогрессируем».