Но при этом никаких прикрученных скотчем мародёров я не видел ни разу. Никогда.

Никто не видел.

Даже в прифронтовых Донецке и Луганске, где всё грохотало, и за порядком, казалось бы, следить было некому, – ничего подобного не происходило. Никаких самосудов.

Тем более такого не наблюдалось где-нибудь в «тыловом» Краснодоне – откуда до передовой всё равно было ближе, чем из большинства украинских городов, где происходили народные расправы над «мародёрами».

И я всё никак не мог себе объяснить: что ж такое случилось в 2022 году во Львове, в Днепропетровске, в Кривом Роге и так далее? Что за страсть такая обуяла население – привязывать людей к деревьям и столбам? Прилюдно снимать и с женщин, и с мужчин трусы?

Да ещё и с участием полиции! Да ещё и с участием горожан!

Иные скажут: не вся ж Украина этим занималась.

Да, не вся.

Но она вся ходила мимо, и не пыталась помочь привязанным людям. Их что, всех это устраивало?

Или, может, они были запуганы в своей собственной, самой свободной в мире стране?

Надо было б спросить об этом у самой свободной в мире неполживой российской интеллигенции. Они же у нас такие специалисты по менталитетам. Они ж объяснили бы. Есть же хорошее, умное объяснение всему этому кошмару?

Почему в «холопском, колорадском, ватном» ЛДНР такого не было – а на территории «воли и чести» это было на каждом шагу?

Никогда не был противником украинского языка, и не очень люблю шутки про «телячью мову». Много читал поэзии на украинском языке, и какие-то стихи помню всю жизнь наизусть.

Но. Однажды нашёл я на освобождённых землях Херсонщины учебник украинского языка за 10-й класс. Я всё-таки не только в школе милиции и в школе губернаторов учился, но ещё и дипломированный филолог.

И, как филолог, – сообщаю: все эти их правила созданы – искусственно, и с одной-единственной безумной целью: максимально отдалить украинский язык от русского. Треть этих правил явно придумана в последние восемь лет, другая треть – в последние тридцать.

Наряду с иными преступлениями киевского политического режима считаю важным внести в список преступлений и это. Потому что порча языковой системы – это осмысленное уничтожение идентичности человека.

…Как-то спросил у Александра Захарченко: хорошо ли он говорит на украинском? Тот ответил: я его знаю, но с началом войны – забыл. И я понимаю, почему.

Киев сделал язык оружием для ломки сознания.

И вся эта история с безапелляционной подменой языка началась не вчера.

Не просто подменой русского языка украинским – даже в тех местах, где считающих себя русскими было до 70%. Но ещё и подменой родственного русскому языка малороссийского диалекта (на котором размовляла мать Гоголя и говорила мать Шолохова) – англо-польским галицийским хуторским выродком украинского языка: злобным симулякром, который киевские элиты с трудом учили все девяностые и нулевые.