– Господа юнкера! Мои боевые товарищи! Я обращаюсь к вам так не только из-за того, что мы имеем честь носить погоны Русской императорской армии, но ещё и потому, что все мы – павловцы. Каждый из нас спустя много лет, если не погибнет в боях, с гордостью будет вспоминать эти стены, в которых ковалась гордость офицерского корпуса России.
Вы уже приняли присягу и обязались в верной и беспорочной службе нашему государю, а через него – всей земле русской! Пройдёт три месяца, и вы, надев офицерские погоны, уйдёте защищать Отчизну! Но враги бывают не только внешние, но и внутренние, и неизвестно, кто из них опасней! Тот же генералиссимус Суворов помимо того, что турок и французов бил, ещё и порядок в Польше наводил, и Пугачёва по степям гонял. На фронте всё ясно: ты – здесь, германец – там! Здесь, в тылу, понять, кто есть кто, сложнее, и потому внутренний враг опасней!..
Генерал Драгомиров как-то сказал: «Офицер должен быть смирен и безобиден, как овечка, но малейшее посягательство на оскорбление его действием должно вызывать с его стороны возмездие оружием мгновенное, рефлекторное!» А если подло ударят в спину?! Знаете, сколько офицеров погибло во время волнений девятьсот пятого года?! В том же Царстве Польском за те два года – почти восемьсот убитых и столько же раненых!.. Да!.. И жандармских, и полицейских в том числе! Но они тоже принимали присягу и тоже были русскими офицерами! И сейчас они в первую очередь стали жертвами бунтовщиков!.. Да и не только они! Все читали в газетах, как в прошлом месяце на Крестовском острове средь бела дня на адмирала Григоровича напали?
Или напомнить вам позавчерашние события? Как двое ваших товарищей против пятерых ряженых студентами уродов вышли, за барышню-курсистку вступились и штыками от ножей отмахивались? На их счастье, мимо штабс-капитан Никитский, ваш курсовой офицер, проезжал, разогнал из нагана эту сволочь! – Пользуюсь только что полученной от генерала Вальберга информацией. Правильный дядька, сказал, что если бы не распоряжение Келлера, сам бы вывел ребят порядок в окрестностях наводить. А там бы и Владимирское училище подтянулось…
– А если б не повезло, что тогда? Погоны бы посрывали?.. Штыки отобрали?.. На колени поставили?.. Морды бы набили или нож под рёбра сунули?..
Я прислан сюда генералом Келлером, которого никто не может упрекнуть в пренебрежении офицерской честью, и, когда в девятьсот шестом против него стоял враг внутренний, он не колебался и не усомнился, что замарает свою честь! Так вот, генерал Келлер
Каждый из вас может, конечно, отказаться, заявив, что не пристало ему выполнять обязанности городовых! Но, прежде чем сделать это, подумайте! Вся эта пьяная сволота сейчас спокойно гуляет по улицам, врывается в дома, делает там, что хочет!.. Не попадётся ли им на пути ваша мать, сестра, младший брат, друг, знакомая барышня?! Не будете ли потом корить себя за то, что могли им помочь, остановив этих тварей, но не сделали этого, прикрывшись надуманным чистоплюйством?!
Нам нужны добровольцы, которые будут патрулировать улицы и пресекать насилие над мирными жителями! С сегодняшнего дня в городе объявлено военное положение, и любой, уличённый в убийстве, грабеже, насилии, мародёрстве, подлежит расстрелу на месте! Без суда и следствия!.. Я не требую от вас немедленного ответа! Но через пять минут добровольцы должны доложиться батальонному командиру!..
Оборачиваюсь, слыша торопливые шаги за спиной. Сзади подбегает дежурный унтер и, презрев все правила обращения к старшим, сразу вываливает:
– Ваше высокоблагородие!.. Начальник училища вызывает!.. Очень срочно!..
Глава 26
Генерал Вальберг передал мне на словах очень краткую телефонограмму от Келлера: «Ко мне! Очень срочно!» Учитывая особенности текущего момента, бросаю всё и, не дожидаясь результатов своего спича на плацу, прыгаю в броневик и еду в «штаб», пытаясь выжать из движка все его немногочисленные лошадиные силы. Там меня поджидает сюрприз: в «приёмной» сталкиваюсь с лейтенантом Вороновым. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть…
– Здравствуйте, Павел Алексеевич! Какими судьбами?
– Добрый день, Денис Анатольевич! Хотя его трудно назвать добрым… – Воронов пожимает мою руку и полушёпотом продолжает: – Судя по тому, что творится в городе. Сидим с супругой в квартире почти безвылазно, ночью кто-то пытался взломать дверь, но, слава богу, обошлось… Наш Отдельный батальон две недели назад был вызван в Петроград. Встали на охрану Царского Села. Мне и ещё нескольким офицерам дан отпуск. А тут утром – вестовой с просьбой его высокопревосходительства немедленно прибыть, даже авто прислал. Не знаете, случаем, зачем?
– Пока знаю не больше вашего, Павел Алексеевич. Генерал срочно вызвал, вот – примчался…
Многоточие в разговоре ставит открывающаяся дверь в кабинет, откуда выходит довольно молодой для своих погон полковник. Судя по голубому Андреевскому кресту полкового знака – преображенец, а судя по Георгию 4-й степени и наградному оружию – вояка не самого робкого десятка. Раскланяться по всем правилам не удаётся потому, как Фёдор Артурович в нарушение всех правил появляется в дверях и коротко бросает нам:
– Зайдите!..
В кабинете вижу озабоченного Бойко и успеваю только кивнуть ему. Потому что генерал, не дав нам раскрыть рта, начинает задавать вопросы Воронову:
– Павел Алексеевич, знаете ли вы, каким образом размещены роты Экипажа в Царском Селе?
– Так точно, ваше высоко…