– Анатоль, друг мой, успокойтесь! Вам нельзя волноваться после контузии! – Масловский решил прийти на помощь инженеру. – Сходите к доктору, он вам валерианочки накапает, папироску выкурите на воздухе. Вернётесь, и господин инженер всё-всё расскажет.
Дождавшись, когда Вязьмин выйдет, штабс-капитан, всё так же улыбаясь, заговорщицки подмигнул Андрею Ивановичу:
– Вы уж, любезнейший, не злите его попусту. Были, знаете ли, прецеденты…
– Кто вы?.. – Пероцкому наконец-то удалось отдышаться и прийти в себя.
– О, простите, всё так внезапно получилось… Контрразведка Петроградского военного округа… Да сути дела это не меняет. Вот, гляньте эти бумаги. – Штабс-капитан протянул инженеру оставленные поручиком листки. – Здесь вы сами написали о том, как должны были организовать забастовку у себя на механическом заводе, для чего, собственно, и были предназначены деньги, лежавшие в саквояже. Как до этого вели агитационную работу по свержению существующей власти, как налаживали связи с такими же революционерами-предателями на других заводах и фабриках. Вот, сами же писали!..
– Как?! Как это могло быть?! – Андрей Иванович тупо смотрел на строчки, действительно написанные его почерком, и витиеватую подпись внизу, которой он всегда втайне гордился.
– Дело в том, любезный, что никаких грабителей-то и не было. Нами, то есть контрразведкой, проводилась операция по предотвращению акта саботажа на Путиловских заводах. В результате вы и ваши подручные попали к нам. И саквояжик – тоже. В результате долгой беседы, осознав содеянное ранее, вы раскаялись и искренне признались во всем.
– Но… Но я ничего не помню!.. Был в подворотне, упал, – и сразу тут!..
– Ну, дело в том, что вашей искренности помог один медицинский препаратик… Почти безвредный для здоровья. Сделали вам укольчик, ну, а дальше – только бумагу подавать успевай. А вот побочный эффект у него – человек не может вспомнить, что и где он делал…
– Я вам не верю! Это – провокация! Писал не я! Ни один суд присяжных не примет эти бумажки за доказательство!..
– Видите ли, мон шер ами, вы не совсем понимаете, с кем имеете дело. – Улыбка Масловского стала ледяной, а взгляд очень колючим. – Нам не составит никакого труда сделать фотокопии и передать их вашим знакомым. Нет, не Петру Закржевскому, передавшему вам саквояж, в чём он, кстати, уже признался. Копии получат те, кто может принимать решения о жизни и смерти людей, предавших партию. Это будет сделано обязательно!.. И о каких присяжных вы тут толкуете? Регент великий князь Михаил Александрович с началом волнений введёт в городе военное положение, и судить вас будет военно-полевой суд. Как саботажника и пособника германцев, срывающего важный оборонный заказ. А наказанием в лучшем случае послужат лет десять сахалинской каторги. Где, кстати, ваши товарищи тоже смогут вас достать…
Так что, пока не вернулся поручик Вязьмин, расскажите-ка мне о дальнейших планах директора завода генерал-майора Дубницкого и его связях с генералом Маниковским. То, что знаете, слышали, о чем догадываетесь, ну и так далее…
Глава 20
Серое февральское утро еле пробивалось сквозь замызганные оконные стекла квартиры доходного дома неподалеку от Сампсониевского моста через Большую Невку. Печь-голландка была затоплена только недавно, и в бедно обставленной комнате было промозгло, но это не мешало её обитателям. Их было двое – один, постарше, сидел за столом, на котором для конспирации был накрыт натюрморт в виде двух пустых стаканов, пары луковиц, нескольких сваренных в мундире картофелин, миски с солёными огурцами и банки денатурата, засыпанного активированным углем из раскуроченной противогазной коробки, валявшейся тут же на полу. Второй, лет тридцати, нетерпеливо выхаживал по скрипящим половицам, явно чего-то ожидая.
– Да не маячь ты туда-сюда, Иван Дмитрич! – Старший, несмотря на разницу в возрасте, обратился к напарнику уважительно. – Сам же говорил – весточка от надёжного человека. Значицца – будут.
– Будут, будут… Скорей бы!.. Михаил Иваныч, ты же знаешь решение Выборгского комитета о создании дружин красной гвардии. Очень нужно оружие! Если получится – утрём нос Шляпникову. Он, видишь ли, опасается, что стрельни кто-нибудь в солдата или офицера, власти смогут настроить войска против нас. И требует агитации в казармах, чтобы они сами добровольно дали нам винтовки. Я разговаривал с волынцами, те в один голос кричат, что у них по двадцать-тридцать стволов на роту. И эти… как их… цейхгаузы пустые стоят. А здесь – полтыщи арисак, да еще наганы! Наших вооружим, «Промету» и ещё кому достанется! И ведь почти без охраны!..
– А ты с нашими «туруханцами» связывался?
– Да связывался, Михаил Иваныч, связывался. Свердлов даже встречаться отказался, забыл, скотина, как я его из Оби вытаскивал и как потом побег ему же и устраивал! А Джугашвили Шляпникова поддержал, мол, одно дело – в полицию стрелять, другое – в новобранцев, на службу только-только призванных. Да и вообще они оба – чуть ли не за легальные методы борьбы, как наши думцы в свое время. На меньшевистские позиции скатываются.
– Ну, в этом их и товарищ Ульянов поддерживает. Сталин сейчас тщательно прорабатывает поправки к законам о труде, чтобы в нужный момент преподнести ультиматум царской власти, а Владимир Ильич считает, что это принесет нам популярность в среде пролетариата и многие к нам примкнут. Сам же видишь, что у нас на «Айвазе» творится…
Торопливо бухающие шаги по коридору заставили обоих собеседников умолкнуть. В тишине послышался негромкий условный стук в дверь – три удара, затем один и еще один.