Официально колония считается градообразующим предприятием, в ней много производств, которые успешно работают. И вообще по многим параметрам эта ИК — передовая, образцово-показательная. Некоторые ее успехи просто феноменальны. Один только факт: трудоустроены 98 % осужденных (всего отбывают наказание 1050 человек). Колония фактически обеспечивает себя сама: зэки пекут хлеб, выращивают овощи и т. д. Начальника колонии считают эффективным менеджером. Про ИК пишут хвалебные статьи, про нее даже показали сюжет в программе «Время».
Неофициально за этим красивым фасадом скрывается концлагерь, где люди не имеют права ни на что, где их воля не просто подавлена — она уничтожается, где их бьют и мучают. «Люди перестают чувствовать себя людьми», — так говорят некоторые освободившиеся.
Насколько все это правда?
У нас был с собой список осужденных, которые, по словам освободившихся, точно подвергались насилию и достигли той точки невозврата, когда могут об этом рассказать. И был список «активистов», которые применяли насилие по заданию администрации.
18 ноября. Мы заходим на территорию, где все чисто и аккуратно настолько, что кажется неестественным. Осужденные, проходя мимо, не поднимают глаз. Из динамика громко раздаются какие-то новости: я слышу — не поверите — что-то про фашистскую Германию. В атмосфере витает ужас. Могу сказать, что, объехав все колонии для пожизненно осужденных, ничего подобного тому, что ощутила в «Черном дятле», раньше не чувствовала. Но оговорюсь: все это очень субъективное.
Начальник колонии, полковник Н., явно нервничает. «Вы ведь журналист», — подчеркивает он. И что? Хотя я его понимаю: одно дело, когда проверяющие подготовят сухой отчет, а другое — опишут происходящее живым языком.
Прогулочные дворики ИК-6
На производство мы не идем — направляемся в медчасть, где смотрим журнал травматизма. Вызываем несколько человек, которые недавно получили травмы. Один из них рассказывает, как пилой отпилил себе фалангу пальца. По словам другого, несколько дней назад его избили в каптерке «активисты». Когда он утром заявил об этом оперативнику, тот решил «дать добавки» — в результате, вероятно, сломал ребра (его отвели на рентген, с результатами не ознакомили до сих пор, жалуется на сильные боли).
— Оперативник сказал, чтобы я говорил, что сам упал. Мне дешевле так и говорить, иначе убьют. Я тут ни на что права не имею. Это третья колония, куда я попал. Такой жестокости нигде больше не видел.
Потом еще несколько человек дают понять, что травмы, полученные от избиений сотрудниками и «активистами», проходят по документам как травмы от падений или в простой драке.
Осужденные, которых мы просим привести, отказываются говорить в присутствии администрации и даже местных правозащитников.
«Я расскажу только "президентской комиссии", только вам троим», — это мы слышали не раз. Под гарантии, что после разговора будут помещены в безопасное место, начинают рассказ.
— Пытки тут применяются на разных стадиях, начиная от так называемой приемки, — говорит осужденный с застывшими глазами. — По приезде сюда меня встречал сам начальник колонии. Он назвал имя вора в законе, который якобы передавал привет. Потом меня били. После избиений сотрудники взяли меня за руки и за ноги и окунали головой в таз, где были человеческие испражнения. Один из сотрудников ставил ногу на спину, чтобы я глотал фекалии. После я пытался покончить с собой…
Пытки происходили, по его словам, неоднократно. Вот только некоторые эпизоды, о которых он рассказал: гениталии смазали жгучим гелем, лили на них кипяток, привязывали к столу и т. д.
— «Активисты» (называет имена) снимали трусы, угрожали изнасилованием. Говорили, что привяжут к животу крысу, чтобы она прогрызла внутренности.
— Вы в это верили?
— Конечно. Все эти угрозы я воспринимал как реальные.
— Они надо мной издевались, «опустили», — плачет другой осужденный. — Начальник отряда требует, чтобы я представлялся Жанной Агузаровой. Он меня бьет. Я должен целовать ему подошвы ботинок. Спасите, они меня теперь убьют за то, что я вам все это рассказываю…
— Вот этот «активист» (называет имя), — рассказывает третий осужденный, — раздвигает тем, кого хотят «опустить», ягодицы, а этот (называет имя) делает страшные вещи.
— Бьют практически с первого дня, — говорит очередной осужденный (что важно, его показания фиксирует областной прокурор, который был во время проверки СПЧ в колонии). — Я подвергался самым разным пыткам.