— Рассказывай, — сказал я.
— Саша, почему…
Я перебил Нежину. Понимал, о чём она меня спрашивала. Но пока не представлял, что именно скажу Королеве о своей недавней встрече с Романом Георгиевичем Валицким. Потому что мог бы описать взгляд на неё под разными углами, в разных интерпретациях «правды». Но пока не выбрал нужную («правильную»). Повременил с рассказом — решил, что выслушаю сперва Альбину. Ведь её вопрос возник не сам по себе. Его, наверняка, вызвали события, о которых я пока не знал. Но догадывался о них. Потому что вариантов существовало немного. Узнать о Валицком Королева могла либо от Дарьи Степановны Кировой, либо от милиционеров.
— Приходили из милиции? — спросил я.
Нежина посмотрела мне в лицо, помотала головой. Потом нерешительно кивнула. Краники слёз снова открылись — в чай упали сразу две капли.
— Вчера позвонили, — сказала Альбина. — Изольде Матвеевне. Сперва — Дарья Степановна Кирова. Спросила, знакома ли я с дядей Ромой. Я тогда не поняла, почему она спрашивала. Дарья Степановна ничего не объяснила. Потом — был звонок из милиции. Просили меня сегодня прийти. Я не пошла в институт. Думала… будут говорить о тебе. А они… нет. Расспрашивали меня о Романе Георгиевиче. Давно ли я его знаю, в каких отношениях он с моей мамой, не замечала ли я раньше…
Нежина замолчала. Грела руки о чашку. Широко открытыми глазами смотрела на поверхность напитка, где медленно кружили кусочки чайных листьев.
— А я не замечала.
Королева посмотрела на меня. Она сидела спиной к окну — солнечный свет плохо освещал её лицо. Я увидел в зелёных глазах Нежиной своё отражение.
— Я ничего не замечала!
Мне почудилось, что от звуков Альбининого голоса звякнули чашки и тарелки в шкафах. Или это они только отразили звук? Чирикавшие на дереве у самого окна птицы притихли.
— Понимаешь, Усик? — спросила Королева уже тише. — Ни-че-го.
Она развела руками. Попыталась улыбнуться, но лишь скривила губы. Слёзы промахивались мимо чешки, одна за другой ударялись о столешницу.
— Они достали из сейфа шкатулку. Небольшую такую, старинную; украшенную стекляшками, нарисованными цветочками и резьбой. Я видела её раньше — у дяди Ромы. Хотела заглянуть в неё… тогда. Но не смогла. Роман Георгиевич сказал, что потерял от неё ключ.
Альбина пожала плечами. Птицы на дереве за окном вновь осмелели: зачирикали громче прежнего. Будто интересовались, что у нас стряслось.
— Мне сказали, что эту шкатулку изъяли у него… при обыске, — сказала Королева. — Я сперва не обратила внимания на слово «обыск». Всё ждала, когда заговорят о тебе — готовилась тебя защищать. Слова о дяде Роме поначалу пропускала мимо ушей: считала, милиционеры пытались меня отвлечь, запутать.
Нежина заглянула в свою чашку. Замерла: что-то разглядывала на её дне. Постучала по чашке ногтем — так обычно постукивали по стенкам аквариума, желая привлечь внимание рыб.
— Они вынимали из шкатулки предметы. Несколько колечек, серьгу, кулон. Спрашивали, не узнаю ли я эти вещи; не принадлежат ли они мне или моей маме. Но там… не было ничего нашего. Я уверена. Помню все мамины украшения, даже те, которые она отдала эсэсовцу.
Королева наблюдала за тем, как я пил горячий чай. Но сама пока не сделала ни глотка. Не уверен, что она вообще сейчас понимала, зачем держала в руках чашку.
— А потом они достали из шкатулки папин медальон, — сказала Альбина.