— Витенька, — шептала, — сыночек мой! Не понять тебе то отчаяние, когда родную кровинушку теряешь. Ты знаешь, как я рыдала, когда тебя мёртвым в дом принесли! Думала, всё: не жить мне на этом свете, не мил он мне. Только в молитвах нашла утешение, только Господь помог. Утешил, сил придал, надежду возродил. А потом и вернул тебя. Прости ты меня, дуру неграмотную, но слишком я хотела тебя вернуть, слишком возжелала смерть попрать. Не по-советски это, знаю, ну да не стесняйся ты меня, крестьянку тёмную, я и так ведь про себя-то молюсь, втихую. Уберу я иконку, уберу. Только не злись ты ради Бога, пожалуйста! Я же люблю тебя, сынок.
Она отпустила меня наконец. Утирая слёзы, встала. Вышла из комнаты наружу.
— Да не при чём тут твой боженька! — крикнул я ей вдогонку. — И не тот я Витенька, какой был у тебя раньше. А другой, другой совсем!
— Не обращай внимания, не обращай! — шептала мне прибежавшая на крики сестра. — У предков свои заскоки.
— Ладно, ладно, — миролюбиво соглашался я. — Но пусть над кроватью с иконой не стоит. Злит меня это.
В общем, неожиданное напряжение спало. В знак ли примирения, или просто так мать испекла в тот же вечер вкуснейший пирог с иранскими персиками. Я даже виноватым себя почувствовал: она ведь и так каждую пылинку с меня сдувала.
Развлекательная программа пребывала в полном разгаре. Даша поставила цель ознакомить меня со всем, что в Советском Союзе представляет хоть какой-то интерес. Понятно, дело трудное. От посещения музеев и всяких выставочных залов, пусть и с лучшими образцами современного изобразительного советского искусства я, как правило, отказывался. Не поклонник. А вот на футбол и в кино ходил с удовольствием.
Матч «Спартак» — «Реал» (Мадрид). Реконструированный стадион «Лужники», вмещающий сто пятьдесят тысяч человек, заполнен до отказа. Сейчас это крупнейший стадион Земли, бразильская «Маракана», способная в былые годы собрать все двести тысяч горячих бразильских фанатов, разрушена при бомбардировке. Масштабных боевых действий в Бразилии, кстати говоря, не было. Это капиталистические силы зла. Покидая страну, из которой они на протяжении столетий высасывали все соки, они разбомбили главную её достопримечательность — знаменитый футбольный стадион. Советские строители в кратчайшие сроки восстановили его, правда, с меньшей вместимостью — лишь сто двадцать тысяч. Не обижайтесь, милые бразильцы, вернуть «Маракану» в первоначальный вид технически было невозможно. Встретимся на следующий год в финале чемпионата республик Советского Союза, который пройдёт в Москве.
«Спартак» и мадридский «Реал» боролись за золотые медали советского первенства. Фамилии футболистов в большинстве своём ни о чём мне не говорили. В российской действительности я интересовался футболом постольку поскольку, он полностью превратился в порочные забавы жирных олигархических сук, но всё же пара десятков фамилий на языке вертелась. Так вот — почти нет совпадений. Ну, может пара-тройка. В «Реале» разве только темнокожий полузащитник Фарина — и в той реальности относительную известность получил (правда, где-то в германском «Кёльне», то есть так себе известность), и в этой. Ну, здесь-то он куда как знаменитее. В «Спартаке» вроде двое. Вратарь Зацепин (там он, насколько помню, всё больше в дубле сидел) и нападающий Пронин. Да, этот и в сборной России играл. Но куда как менее вдохновенно, чем здесь.
— Ты смотри, ты смотри! — вскакивали с трибун болельщики, когда мяч оказывался у него. — Что творит, а!
Точно, это было волшебство! Мяч словно привязали к его ноге на резинке — какой дриблинг, какие фееричные слаломные проходы! Сердце обмирало. Он и открыл счёт в середине первого тайма: последовал навес с фланга, Пронин принял мяч на грудь, пробросил себе вперёд, филигранно убрал двух несущихся на него, как истребители, мадридских защитников, а потом изящно, прямо в «девяточку», словно издевался над вратарём соперника, закинул ему мяч за шиворот.
Трибуны взревели от восторга!
— Го-о-о-о-о-о-олллл!!! — вопили мы с Дашей и в трепетных объятиях выражали свою безудержную радость.
Я сдерживал себя: как-то совестно было прикасаться к Даше, ведь она моя сестра. Хотя, как сказать, конечно. Если по сути, то родства-то у нас нет никакого, мы вовсе из разных миров, так что в принципе между нами всё возможно. Но формально… Формально мы брат с сестрой, а разве готов я на инцест, да ещё в светлой советской действительности? Нет, конечно.
Она, вроде бы, о подобных вещах и не собиралась задумываться. И обнимала меня по-сестрински, и целовала, и раздеваться при мне не стеснялась. Это создавало мне определённые психологические трудности: всё же с момента перемещения в Союз сексом я ни с кем не занимался, а в двадцать пять без близости с девушкой ой как нелегко.
Во втором тайме «спартаковцы» отличились ещё дважды: забили некто Герасимчук, правый полузащитник, и вышедший на замену зимбабвийский нападающий Олоонгва.
Сверхприбыли спортсменам здесь ликвидировали, они зарабатывали не больше, чем хорошие специалисты в других сферах. И это правильно. Правда, костное простонародное большинство всё равно приписывало им баснословные заработки, роскошные автомобили и собственные яхты. Эх, советские работяги! Если б вы знали, сколько футболисты зарабатывают на той стороне, разве отважились бы высказывать упрёки этим бессеребреникам, выходившим на поле исключительно ради престижа команды и собственного самосовершенствования.
Зависть, как понял я за эти несколько недель, в советских людях не исчезла. То на улице, то в общественном транспорте, а то и в собственной семье можно было услышать разговоры о том, как припеваючи живут первые секретари обкомов и горкомов, какие у них хоромы, в какие тёплые места они устроили собственных детей и даже — бугага! — сколько у них в тайниках понапрятано золотых слитков. Абсолютно здесь бесполезных. Вот что значит сравнить людям не с чем! Доводы же о катастрофической пропасти в уровне жизни между различными слоями населения в запредельной России мало кого убеждали. Она, надо сказать, воспринималась здесь весьма своеобразно: как некая сказка, информационный фантом. Как выяснилось, многие просто не верили в её существование. К своему ужасу, мне не раз пришлось выслушать мнение, что капиталистическая Россия — это ни много, ни мало, а всего лишь элемент коммунистической пропаганды. Мол, придумали её и запугивают нас этим тёмным образом. И это говорили простые советские труженики, честные и принципиальные люди! Нет, человек нигде не совершенен.
Да и вообще отношение к коммунизму было здесь какое-то, на мой вкус, не вполне удовлетворительное. Вовсе без восторженного придыхания. Вроде как принимаем его как должное, как исходящее с верхов установление, но в душе-то мы знаем, что не всё в нём слава богу. И это несмотря на победное шествие коммунистической идеи по всему миру!
Меня такая позиция только злила. Да, не бывает идеальных обществ. Что-то и здесь, пожалуй, необходимо улучшать (хотя пока на мой вкус дела обстояли просто замечательно), но разве же можно выказывать такое пренебрежение к самой справедливой и верной идее мирового устройства? Я же знал, чувствовал, что все проблемы в обществе начинаются именно с сомнений. Как капиталисты развалили в том мире Советский Союз? Да очень просто: они научили советских людей сомневаться. Просто впрыснули им в сознание смертельную дозу неуверенности в собственной правоте, и этого хватило, чтобы вмиг обезумевший народ сам предал анафеме все свои завоевания, всю свою добродетель, предал самого себя. Там, в России, и сейчас таких «леваков» полно, которые с ностальгией вспоминают распавшийся Союз, молятся перед телевизором на Союз параллельный, но заговори с ними о необходимости решительных действий, о свержении правящей капиталистической хунты, о восстановлении социальной справедливости, как они тотчас же меняются в лице, начинают бормотать, что «всё должно осуществляться только мирным путём», что «кровью наша страна уже напилась», что «потомки не простят нам новых гражданских войн». Трусливая мразь! Лишь одну единственную операцию с ними произвели, несложную, даже элементарную, лишь один гадкий образ запустили к ним в черепушку — и всё, это не люди, это говорящие овощи. Человек силён своей цельностью. Убеждениями силён. Тебя гнут, а ты стоек! Тебя стращают, а ты в ответ — фигу! Тебя соблазняют, а ты не ведёшься! Вот тогда только счастье возможно, вот таким только открывает оно двери свои.