— Какие изменения произошли в составе рабочих? — неожиданно спросил он.

Выяснилось, что стерженщицами в формовочных цехах раньше работали женщины, которых война разбросала по всей стране. Приказ наркома был краток:

— Немедленно составить поименный список стерженщиц, разыскать и доставить на завод!

Нельзя не сказать еще об одной задаче, которую пришлось решать А. И. Шахурину. В условиях, когда фронт буквально молил о присылке самолетов, ремонт машин приобретал огромное значение. На заводах Москвы, а также там, куда враг не дошел, по приказу наркома оставались цеха, где побывавшие в бою самолеты возвращались к новой жизни. С начала 1942 года к ним стали присоединяться заводы с освобожденных от фашистской оккупации территорий. Началось и полное восстановление заводов. Все они требовали непрерывной заботы и внимания наркома. Прежде всего им было нужно оборудование.

А. И. Шахурин изыскивал пути, чтобы обеспечить их станками, инструментами, умело маневрировал производственными мощностями авиапромышленности. Часть станков пришлось забрать у предприятий других отраслей промышленности, в продукции которых фронт нуждался не столь остро. Обращался за помощью к наркому станкостроения А. И. Ефремову, директору автозавода И. А. Лихачеву. Редкое знание своих предприятий помогло найти возможности для того, чтобы вернуть многие станки с восточных заводов. В то же время по его приказу были созданы фронтовые бригады, которые буквально на передовой находили самолеты, коим уже не суждено было подняться в небо, снимали с них запасные части. На всех фронтах действовали полевые ремонтные бригады, где были и установленные на мотоциклах сварочные аппараты, и небольшие станки. Порой им приходилось под огнем врага ремонтировать самолеты. Через руки этих механиков прошли тысячи израненных машин.

…А. И. Шахурин прилетел в Саратов осенью 1942 года. Совсем недалеко от этого волжского города шла великая битва. Шахурин знал, что там, в Сталинграде, истерзанном, развороченном, но не сдающемся, авиация врага «висит» над полем боя сотнями и сотнями машин ежечасно в течение всего боя. Ночь не представляет исключения, потому что на смену истребителям в воздух поднимаются ночные бомбардировщики. Город подвергается непрерывным атакам с воздуха в течение круглых суток.

Нужно было сейчас же, немедленно противопоставить врагу не меньшее количество своих, советских самолетов. Но авиационная промышленность и так работала на пределе. Нарком чувствовал себя в положении летчика, которому на максимальной скорости добавили дополнительно тонну бомб, под тяжестью которых самолет стало катастрофически тянуть к земле.

Огромное мужество, волю надо было иметь, чтобы сохранить в этой кризисной ситуации самообладание, искать и находить правильные решения.

…Дышать в Саратове было трудно. Несколько месяцев не было дождя — сухая дымная пыль не оседала и к полуночи. Эта пыль, толстым слоем лежавшая на дорогах, серыми клубами поднималась за движущейся машиной. «Как же тяжел этот путь для солдат, что идут в пешем строю, колоннами?» — думал А. И. Шахурин о бойцах, непрерывной чередой идущих через город к Сталинграду, в ад жесточайшего в истории человечества сражения. С новой, яростной силой почувствовал он свою ответственность за этих людей… «Больше нельзя оглядываться на наши необъятные просторы и думать, что у нас еще много земли, куда можно попятиться, собираясь с силами. Силы собраны. На затылке глаз нет. Взор во взор — пусть немец опустит глаза, в которых ужасом мелькнет тень смерти. Русское упорство против немецкого упорства. Немцев должно остановить. Перед силой русского оружия упадут фашистские знамена», — писал в те дни Алексей Толстой.

Немцев должно остановить! Мысль А. И. Шахурина обретала конкретное, деловое направление. Саратовский завод должен ежедневно отправлять в Сталинград полк готовых к бою самолетов! Для этого и прибыл он в этот прифронтовой город. Правда, была у него еще одна, возложенная правительством задача — определить готовность Саратова к обороне. Если немцам удастся захватить Сталинград, то скорее всего они кинутся на Саратов и Куйбышев, чтобы обойти Москву с востока и еще раз попытаться захватить советскую столицу, где уже потерпели поражение зимой сорок первого года.

Но главное — это, конечно же, завод! Он работал с полным напряжением. Один за другим из цеха сборки выходили новые истребители. Опытным взглядом самолетостроителя А. И. Шахурин тут же уловил тесноту, скученность на заводских аэродромах. Готовые машины не успевали испытать. Проводить облеты надо было круглые сутки. Но стоило ночью поднять самолет в воздух, как тут же раздавался звонок из штаба МПВО:

— Демаскируете завод!

Несколько суток, не выходя из цехов, А. И. Шахурин занимался разработкой мероприятий по отработке схемы испытательных полетов. Чуть ли не с секундомером в руках замерял, сколько времени требует та или иная операция по подготовке машины к вылету. Сам собой напрашивался вывод — заправлять самолет бензином, маслом, водой, проверять все системы обеспечения полета надо одновременно. А. И. Шахурин требовал от всех служб исключительной четкости. По его приказу в цехах было организовано горячее питание и созданы места для отдыха.

Но и этого было недостаточно. Для того чтобы проводить облеты и ночью, в переговорах с зенитчиками пришлось использовать авторитет наркома. Чтобы не демаскировать завод, посадочный прожектор включался всего на какие-то мгновения от выхода истребителя на последнюю посадочную прямую до его приземления. Расчет был простой: если какой-нибудь гитлеровский ас заметит прожектор и кинется бомбить аэродром, то, пока он дойдет до места, внизу снова будет темно.

Наладив дело, нарком на У-2 вылетел на военный аэродром, чтобы своими глазами увидеть тех, кто полетят в бой на новых самолетах.

Молодые безусые лица. Сержантские треугольнички в петлицах. Горящие решимостью глаза… В тот день, когда народы мира услышали сообщение, потрясшее умы, опрокинувшее привычные представления о возможном и невозможном, сообщение о том, что наши войска перешли под Сталинградом в наступление, А. И. Шахурин сразу вспомнил тех необстрелянных мальчиков, с которыми несколько дней и ночей провел на военном аэродроме, которых провожал в первый бой.

…Воздушная битва на Волге принимала небывалые до сих пор размеры. У наших истребителей с каждым днем увеличивался счет сбитых вражеских самолетов. Штурмовики наносили огромный урон наземным войскам врага. А ночами им не давали покоя летчики легкой авиации на самолетах По-2, тех самых «небесных тихоходах», которые немцы поначалу неосмотрительно прозвали «рус фанер». Гитлеровское командование срочно перебросило в район боев на выручку своему гарнизону свежие авиационные части. Не только из-под Ленинграда и с центральных фронтов, даже из Сицилии прислали они своих асов. Но и это не помогло. Небо Сталинграда стало гигантской мясорубкой для фашистской авиации.