Брюхотряс кивнул.

— Ты очень отзывчивый, это большая редкость у мужчин в здешних краях. Наверное, тут виновата жидкая кровь христиан. Они всех жалеют, такие добрые, не то что викинги, эти — просто звери, свирепые скоты!.. Что Бьёрн? Что? Помоги бедняге, Сигги.

Локи подмигнул мальчику и протянул ему неизвестно откуда взявшийся кувшин. Мальчик поспешил поставить кувшин на край ямы-ловушки.

— Лей, — широко улыбнулся рыжий и захохотал, отсмеявшись, он добавил: — Он ведь полил тебя, а ты теперь полей его.

Мальчик сделал то, что приказал ему спаситель, и густая темная жидкость, в струе которой играли блики зеленого света, окружавшего Локи и Сигвальда, полилась на голову Бьёрна, впитываясь в его волосы и одежду, стекая под ноги на утоптанный снег. Бьёрн забеспокоился, он что-то выкрикивал, размахивая руками, но уловить смысл издаваемых конунгом звуков не представлялось никакой возможности.

— Думаю, что пора принести жертву твоему ненаглядному Одину, — сказал рыжий. — Бьёрн должен радоваться, что этой жертвой станет не кто иной, как он сам. Старина Плетенобородый так любил моего друга Одноглазого… Держи. Умеешь разводить огонь?

Скгвальд в недоумении уставился на рыжебородого, протянувшего ему огниво.

— Что смотришь? — поднял брови Локи. — Зажигай. Ну!!!

Брюхотряс бросился исполнять приказание. То ли от волнения, то ли оттого, что руки его затекли и замерзли за время долгого сидения в. укрытии, мальчик никак не мог высечь хорошую искру, способную поджечь масло, которое уже начинало впитываться в снег.

— А-а-а!!! — раздался восторженный возглас Сигвальда, когда длинная, как селедка, искра вылетела из-под кресала. Масло занялось, и голубоватый огонек весело заскользил вдоль черной полосы, оставленной вылитой из кувшина жидкостью.

— А-а-а!!! — раздался душераздирающий вопль Бьёрна, охваченного пламенем от ног до макушки. — А-а-а!!!

Локи удовлетворенно кивнул.

— Идем, — сказал рыжий Бог. Они сделали несколько десятков шагов, чтобы вопли бесновавшегося в пламени Бьёрна не мешали беседе. — У нас мало времени, я еще должен кое-что сообщить тебе, обрадовать, так сказать, — Эйрик, твой отец, жив.

— Что?! — Сигнальд, округлив глаза, уставился на говорившего. — Эйрик жив? Отец?..

— Отец-то он отец, — нахмурился Локи, — ко вот что скажет доблестный конунг, узнав, что ты бежал с поля битвы, бросив друзей на смерть? Как поступит, если ему сообщат, что ты потерял оружие, даже ни разу не пустив его в ход?

Брюхотряс съежился, ему сделалось страшно.

— Он прирежет тебя, как скотину, или велит снять с живого кожу, или отправит на беседу с рыбами, а может быть, тебя свяжут и живым бросят на мелководье, чтобы подкормить крабов… — рыжебородый причмокнул губами так, словно предвкушал приятное зрелище. — Но не горюй, ведь я твой друг, правда?

Сжазшийся в маленький комочек Сигвальд кивнул. Рыжебородый был абсолютно прав. Локи подмигнул мальчику:

— Но мы ведь можем ничего ему и не рассказывать, не так ли?

— А Один? — еле слышно пролепетал Брюхотряс. — Он все видит, он скажет Эйрику, ведь он его сын.