Он грохнулся на колени и, прежде чем Чириков приказал ему встать, трижды стукнулся лбом о палубу.
Матросы и солдаты, скинув шапки, простуженными голосами завопили здравицу капитану.
— Прочь, канальи! — врываясь в хор славословия, хрипло прозвучал за спинами служителей сердитый окрик.
Бесцеремонно расталкивая толпу, к Чирикову направлялся Делиль. Наспех надетый парик сидел на нем задом наперед; на висках торчали рыжие волосы. Он был так комичен, что капитан рассмеялся.
Делиль не понял причины смеха.
— За достойное рачение в трудах ваших благодарствую вам, господин капитан, от Академии наук членов. — Он важно, с ужимками поклонился. — Не премину отписать в Париж брату моему, короля французов первому географу, и брату моему, географу Академии наук Санкт-Питербурхской, что, полагаясь на карту, сочиненную ими при моем участии, пакетбот под моим и вашим, господин капитан, смотрением достиг ныне берегов американских.
Произнеся эту напыщенную тираду, он хотел удалиться.
Моряки опешили; им-то хорошо было известно «смотрение» Делиля: пьяные россказни о земле Гамы, коими он подбивал служителей возмутиться против капитана. Рядовые участники экспедиции давно дознались, зачем парижанин пожаловал в отдаленные места. Оставленные им на Камчатке ляке[95] под пьяную руку разболтали матросам, что вершат в складчину с братом королевского географа немалые прибыльные дела: выменивают на всякую всячину у инородцев сибирских запретную мягкую рухлядь и под видом ученых коллекций поочередно отвозят в Санкт-Питербурх, а там сбывают по красной цене, не платя государственной пошлины.
Радость померкла в глазах Чирикова. Он сухо сказал:
— Господин Делиль, карта братьев ваших негожа мореплавателю. По оной судя, пакетбот наш вторый день на матером берегу обретается. Суша сия ж разыскана не возлияниями вашими, Бахусу зело приятными, а служителями флота российскаго пакетбота «Святый апостол Павел», кои токмо под моим смотрением пребывают и впредь. О чем извольте, коль станет охоты, отписывать в Париж и Академию братьям вашим.
Он отстранил Делиля с дороги и прошел на шканцы.
Служители, посмеиваясь над парижанином, устремили взоры на восток, где, как награда за долготерпение, вырастала вместе о солнцем и днем заповедная Большая Земля.
Пакетбот подплывал туда, где вечный прибой провел извилистую грань между водной пустыней и неровной линией побережья. Там, за широкой чертой пены, раскинулась страна девственного покоя. Молочные туманы клубились в ущельях, оползали к подножью хребта, текли через долины и таяли в лучах пламенеющего дня на пустынном берегу.
— Паче прочего дивлюсь безлюдности здешней земли, ибо по мягкости природы годна она существам разумным, — сказал Чириков офицерам и еще раз навел трубу на берег. В ее овале, заслоняя дымчатую даль, выступала зеленая стена кустарника; порхая над ней, мелькали разноцветные птицы.
Из нарастающего рокота прибоя выделялись картавые голоса чаек. Бестолково кружа над отмелью, они, как бы предупреждая о появлении корабля, гомонили на весь окрест.
Ничто не выдавало присутствия человека.
Капитан обернулся к Чихачеву.
— Велите, убавив парусов, глубину смерить.
Лейтенант перегнулся через перила шканцев.
— Убрать бизань, драйвер и мидель-стаксель!