Фортуна изменила Берингу значительно раньше, чем у него возникла мысль о Большой Северной экспедиции: за тринадцать лет до нее, близ Чукотского носа, когда он отверг благоразумный совет Чирикова — следовать вперед, как было записано в предсмертном указе Петра, пока воочию не убедится в том, что азиатский берег уклоняется к западу и, значит, материки разделены проливом. Краткую, без достоверных доказательств раздельности Азии и Америки, реляцию о плавании приняли в Адмиралтейств-Коллегии скептически: мол, незачем было ездить на край света и узнать меньше, чем безграмотный казачий голова Афанасий Шестаков. К изумлению Беринга, на карте, представленной Шестаковым Сенату в бытность первой экспедиции на востоке, лежала напротив Чукотки «Большая Земля». Ни подтвердить, ни отрицать ее существование моряки не решились, ибо не отыскали американского берега пролива. Неуверенность дала повод к насмешкам. Предложение Беринга о вторичной поездке адмиралы сочли неприемлемым. Никто не пожелал ознакомиться с проектом нового вояжа, задуманного капитан-командором: одному отряду кораблей плыть от Камчатки в двух направлениях — на восток, где по рассказам камчадалов находилась Америка, и на юг, вдоль Курильской гряды, на поиски северного пути в Японию; второму отряду выйти из Архангельска, Тобольска и Якутска, спуститься к устьям Оби, Енисея, Лены и, производя опись берегов Сибири для точного обозначения северных границ Российской державы, проведывать путь в Тихий океан через Ледовитое Нордное море.

Грандиозный замысел капитан-командора делал честь любому исследователю, ибо не ограничивал экспедицию рамками морского вояжа. Беринг рассуждал, как патриот страны, под чьим флагом плавал, сражался и жил тридцать семь лет: две трети своего существования, всю свою сознательную жизнь человека, проведывателя, воина. Он мыслил масштабами Петра первого и мог с неотъемлемым правом назвать себя достойным учеником преобразователя, которому соотечественники заслуженно присвоили титул Великого. Проект Беринга был планом-комплексом мероприятий, направленных к освоению богатств тихоокеанских окраин Азиатского материка, созданию там гаваней и флота, воспитанию плеяды моряков под знаменем петровских традиций с начертанными на нем словами царя-адмирала: «Оградя отечество безопасностью от неприятеля, надлежит находить славу государству чрез искусства и науки…»

Однако времена изменились. Страной управляли люди иного склада мыслей. Долго и тщетно обивая пороги присутственных мест, Беринг ни в ком не встречал поддержки. Ревнитель петровских традиций Федор Матвеевич Апраксин умер, прочие соратники Петра обретались в немилости.

Два с половиной года капитан-командор томился в забвении и нужде, пока проект экспедиции не попал к патриоту и любителю географии, автору первого атласа нашей страны, обер-секретарю Сената Кириллову. Тот, восхищаясь смелостью замысла, уговорил президента Адмиралтейств-Коллегии графа Головина[81] принять отвергнутое предложение и заручился согласием Академии Наук участвовать в экспедиционных плаваниях.

Повеяло попутным фортуне ветром. Сенат разрешил экспедицию на срок до шести лет и, назначив Беринга командующим, поручил Адмиралтейств-Коллегии «определить в товарищи ему добраго моряка из русских». Адмиралы, не колеблясь, избрали капитана Чирикова.

Так вновь начался путь на восток, вымощенный страданиями и ошибками капитан-командора. Разбросанная на пространстве в двенадцать тысяч верст экспедиция оказалась ему не под силу. Да и как мог практически руководить ею даже самый искусный организатор той эпохи, пусть с непреклонной волей и железными нервами, но сидя в Охотске, откуда в Адмиралтейств-Коллегию путешествовали свыше года… В пору было сладить с непосредственно подчиненными капитан-командору, сосредоточенными в устье Охоты отрядами Чирикова и Шпанберга. На плечи моряков легло все, что называлось подготовкой к вояжу: мучительные переходы по якутской тайге с провиантом и материалами, отковка корабельных частей, выварка смолы и соли, сплав бревен для постройки бараков и пакетботов. Люди озверели от лишений и сообща винили командующего. Много врагов нажил Беринг в Охотске, но злейшими из них были его доброта и доверчивость. Там, где надлежало сказать нерушимое слово начальника, он занимался отеческими увещеваниями.

Внешность капитан-командора соответствовала перенесенным испытаниям.

Обок с Чириковым сидел, подперев ладонями седую голову, глубокий старик, согбенный жестокими ударами судьбы, полный усталой покорности. Беринг выглядел старше семидесятилетнего Эзельберга.

— Иван Иванович… — Астрономии профессор покровительственно притронулся к плечу капитан-командора. — Облыжность господина адъюнкта доведу до Академии членов с первой оказией.

Беринг равнодушно поблагодарил.

— Надлежит исполнить долг наш, — вяло сказал он и, достав инструкцию Адмиралтейств-Коллегии, зачитал ее вслух.

— … Итти для обыскания американских берегов, дабы они всеконечно известны были… На оных побывать и разведать подлинно, какие на них народы и как то место называют, и подлинно ль те берега американския… Следовать подле них, сколько время и возможность допустит, по своему рассмотрению, дабы к камчатским берегам могли по тамошнему климату возвратиться…

Моряки напряженно слушали.

— Куда направить предстоящее плавание для открытия предполагаемых за Камчаткою земель? — вопрошал Беринг. — Каков курс избрать, господин капитан, господин профессор, господа офицеры и штурманы? Не на восток ли, где в прошлую экспедицию искан загадочный материк? И ежели на восток, то каким румбом?

— Резон основательный, — тотчас заговорил Чириков. — Мехиканская провинция проведана гишпанцами и далее пятидесятая градуса к югу спускаться ради одного уведомления об Америке не к чему. Також дальше шестьдесят пятаго градуса подниматься к северу. Тамо обследует лейтенант Дмитрий Лаптев, коему назначено обогнуть Чукотский нос из устья Лены. Посему резоном полагаю плыть на восток в пределах сих пятнадцати градусов.

Чихачев присоединился к нему.

— Утверждаясь на признаках, примеченных вами, господин командующий, в первой экспедиции, именно: что сосновыя и другая деревья, который на Камчатке не растут, восточным ветром к берегам камчатским приносит; что некоторый птицы ежегодно в свое время с восточной стороны прилетают и, пробывши несколько месяцев на камчатских берегах, в свое время назад улетают, должно проложить курс на восток.

— Андреян Петрович! — Капитан-командор предоставил слово Эзельбергу. — Как полагать изволишь?

Старый штурман, собираясь с мыслями, похмыкал, покрякал, но высказаться не успел.

Вскочил, потрясая свернутой в трубку картой, астрономии профессор: