Нет, всё это было… И выстрел, и деревянный ящик, и засыпающая его земля. Чёрная, холодная земля. И молчание, такое же холодное… никто не сказал ни слова на обратном пути. Люсинда вздрогнула, сняла с плеч вязаную кофту, сбросила тапки и залезла под одеяло.

– Спи спокойно, Юбер, – сказала она и накрылась с головой.

Фабьен стоял у окна своей спальни и смотрел в полнолунное небо, в лес, пугающий завывающим стоном, будто ветры спутались в кронах и никак не могли разойтись. Чёрные пятна сидели на ветках, гнездовались перед зимой. Предзимний пронзающий холод пробрал его до костей. «Отчего же так холодно?» – думал Фабьен. Он накинул махровый халат, но от того продрог ещё больше.

– Ты зачем меня выгнал, Фабьен? – послышалось за спиной.

Месье Лоран обернулся – никого.

– Юбер? – спросил он. – Юбер, дорогой, это ты?

Никто ему не ответил. Он зажёг почерневшую лампу – в дверях стояла сутулая тень. Месье Лоран смотрел на неё, на тень, что стала Юбером; потянулся к ней, но тут же отпрянул. Стыд и ярость сковали горло.

– Я же не знал, Юбер, – мямлил месье Лоран; он достал белый платок и высморкал в него всё, что было. – Если б я знал, если б знал, что всё так случится… Я думал, он блефует, все так думали. Я не хотел тебя хоронить.

Тень сгорбилась, затряслась и потёрла нос. Фабьен выключил лампу; тень его тоже исчезла, как и голос Юбера, что говорил в нём.

Он скрипнул кроватью, снял белые гольфы и провалился в давнишний след перин. Лицо Юбера перед казнью никак не выходило у него из головы. Конюх смотрел на Фабьена, будто вопрошая, за что тот так с ним. Не за то ли, что он принёс Ребекку, не за то ли, что нашёл полумёртвого Жоэля, а потом мчался за противоядием в город, не за то ли, что спас его самого… Фабьен зарылся лицом в подушку и задрожал всем своим грузным телом. Он стонал и вздыхал, сотрясаясь от плача, переходившего в смех, и так по кругу. Сердце старика защемило, свело судорогой руку; он схватился за горло и обомлел… Перед ним – вот таким, каким был, маленьким и беззащитным – стоял прежний Жоэль. В тех же шортах, в той же рубашке, с той же светлой улыбкой на безгрешном лице. Он потянулся к Фабьену и тихо дотронулся до него.

– Ты не виноват, – сказал мальчик и погладил отца по щеке, – не плачь.

Фабьен закрыл от страха глаза, вытер слёзы, а когда вновь открыл, не увидел уже никого.

Ребекка стояла у постели Жоэля и смотрела на брата. Тот спал так спокойно, будто ничего не тревожило его. В тот день, когда несчастный Юбер принёс мальчика, она сама возвращалась в лес. Выбежала из дома через час после того, как вернулась. Ходила по комнате, смотрела в окно, но сколько ни вглядывалась в эту темень ветвей, Жоэль не возвращался. Тогда Ребекка вышла из дома так же незаметно, как и в первый раз; на неё никто не смотрел. Она побежала в лес, к тому самому месту, к тому кусту высокого папоротника, в который завела брата, но Жоэля там уже не было. Его не было и в ста метрах от него, его не было ни за одним деревом, ни в каких зарослях, он не откликался, не издал ни звука, он будто исчез. Около двух часов Ребекка бродила по лесу, ноги её еле плелись. Когда же она вернулась обратно, в доме уже была паника. Ирен кричала и звала Жоэля, поднялась наверх, потом прибежал Юбер… Всё было как в тумане. Ребекка только плакала и плакала, боясь признаться, в какой стороне проклятого леса оставила его. Если б не Юбер, может, она и не увидела бы больше брата.

Было уже далеко за полночь, когда Ребекка оторвала себя от мучительных, разрывающих память воспоминаний. Она припала к постели Жоэля, положила голову ему на грудь и тяжело вздохнула. Жоэль вздрогнул и открыл глаза. Ребекка включила лампу и посмотрела на брата. Ей показалось, что он смотрел на неё каким-то детским, но осмысленным взглядом. Ребекка погладила его по волосам.

– Жоэль, – произнесла она дрожащим шёпотом, – Жоэль, ты слышишь меня?

Мальчик моргнул так, как не моргал раньше – долго, с паузой, – и, казалось, даже улыбнулся. Да, он улыбался уголками губ, а после моргнул ей снова. Ребекка вскрикнула и закрыла рот рукой. Только бы не спугнуть… «Только не напугай его», – заклинала она себя, гладя брата по рукам, целуя его горящие щёки.

– Ты вернулся, вернулся, – шептала Ребекка. – Прости меня, Жоэль, это я виновата во всём.

В темноте полуночной комнаты нервно дрожал фитиль, играя замысловатыми тенями на высоком потолке.

– Я никому не скажу, – еле слышно сказал Жоэль.

Ирен Лоран не считала себя виноватой в смерти Юбера.