— Можно, — кивнул Федор, спокойно и уверенно глядя на сидевшего перед ним юнца, практически мальчишку. Он не помнил его. Слышал, что в одном из танков на фронт приехал какой-то пацан, навел шороху в отряде. Их даже поднимали по тревоге, искали пацана… Не нашли. Сам пришел перед тем боем. А следом появилась и девочка. Он помнил ее твердый, решительный взгляд карих глаз, на дне которых затаились и боль, и страх, и неуверенность. Они дрожали в ее глазах, грозясь прорваться наружу. Но вот она прошептала: «Я пионерка! Я клятву давала!» — и словно по волшебству из ее глаз исчезло все, кроме твердой решимости и уверенности в правильности принятого решения. Она тогда удивила его. Вот этой своей упрямой верой в то, что она обязана встать на пути врага. Маленькая пчелка готова была пойти в бой против огромного зубастого кота. Федор был уверен, что девчонку не оставят на линии фронта, и уж тем более не возьмут в разведчицы. Отправят с первой же машиной в тыл, и все дела. Но и расстраивать девочку сейчас ему не хотелось, и он шутки ради подсказал ей, где можно спрятаться. Кто же знал, что она воспримет его совет всерьез? И тем более останется в дивизии?

— Спасибо. Дядь Федь, я сейчас уеду. Вы правы: я не смогу дать Тамаре то, что дали ей вы. И ломать ей жизнь я совершенно не хочу. Поэтому я уеду. Единственное, о чем я попрошу: восстановите ее ордена и медали. Она их заслужила, — Мишка вздохнул. Перед его глазами замелькала Тамара: хохочущая и разбрасывающая вокруг себя разлетающиеся миллионом разноцветных радуг прохладные брызги воды, испуганное, белое лицо ее в ельнике, когда они прятались от немецкого патруля, серьезный, сосредоточенный взгляд, когда она рассказывала командирам о спрятанных возле ее деревни танках, испуганно дрожащие побелевшие губы и застывшие льдинками глаза, когда она решила, что убила диверсанта… Взяв себя в руки, он продолжил: — Я оставлю вам адрес Павла Константиновича Егорова. Тамарины ордена хранятся у него, равно как и документы на них. Разведчики, уходя на задание, всегда сдают все документы и ордена командиру… — Мишка помолчал, опустив голову. — У полковника находится и представление Тамары к ордену Героя Советского Союза посмертно. Вы можете доказать, что она жива, и получить его. Кстати, настоящая фамилия Тамары — Руденко, отчество Михайловна. Я не знаю, как вы будете объяснять ей ее ордена, но они должны быть у нее. Она их заслужила, — повторился он и, быстро черкнув на лежавшей возле стола на подоконнике тетради адрес Егорова, поднялся.

— Она знает, что была на фронте, и о том, что была разведчицей, тоже, — вздохнув, тяжело поднялся и Федор. — Я как-то должен был объяснить ей ее ранения. Ничего лучше, чем сказать правду, мы с Леной не придумали.

— Я пойду… Тамара уже совсем рядом. Нам не стоит встречаться, — опустив голову, Мишка направился к входной двери. Обувшись, он постоял несколько секунд, крепко сжимая в руках ручку небольшого чемоданчика и, вздохнув, произнес: — Спасибо вам за Тамару, дядь Федь. Пусть она будет счастлива. Если будет нужна помощь — вы можете связаться со мной через полковника Егорова.

Мишка развернулся и взялся за дверную ручку.

— Подожди, Миша, — остановил его вдруг Федор. — Погоди минутку. Я сейчас…

Мужчина исчез в одной из комнат. Спустя минуту он вернулся, неся фотографический снимок, и протянул его Мишке.

— 9 мая, в День Победы, это была пятница, мы вечером гуляли в парке, и там был фотограф. Вот… Тамара здесь очень красивая, — улыбнулся он, с любовью глядя на фото в Мишкиной руке. — Удачный снимок получился.

— Спасибо… — слабо улыбнулся Мишка, вглядываясь в знакомые и одновременно незнакомые уже черты.

— Всё, иди, — распахнул дверь Федор. — С Тамарой все будет хорошо. Я никому не позволю обидеть ее, — тихо и уверенно проговорил Федор.

Мишка кивнул и шагнул за порог. Спустился на один пролет. Ощущение, что Тамара совсем рядом стало невыносимым. Бросив на ходу взгляд в окно, он словно наткнулся на стену.

Под окном, возле подъезда, стояла стайка девушек с книжками в руках. Они весело о чем-то щебетали, срываясь на смех. Одна девушка в светлом платьице, стоявшая вполоборота к Мишке, казалась чуть старше своих подружек. Из-под распущенных каштановых волос ее от виска к щеке шел большой, хорошо заметный даже на таком расстоянии рваный шрам. Свободной рукой она опиралась на изящную, с любовью выточенную трость.

Мишка буквально прилип к стеклу, впитывая в себя образ подруги. Сейчас он с особой ясностью понял, что едва не совершил огромную, страшную ошибку — Тамара среди подруг держалась уверенно, спокойно. Она была весела и беззаботна, точно яркая птичка.

Вдруг, словно почувствовав его взгляд, Тамара повернулась и подняла голову. Их глаза встретились. Девушка мгновенно посерьезнела и до боли знакомым движением сдвинула бровки, пристальнее вглядываясь в окно.

С забившимся в тревоге сердцем Мишка отскочил от окна. Судорожно оглядевшись, он, перескакивая через ступеньку, рванул наверх. Добежав до площадки верхнего этажа, он замер, сквозь лестничный пролет глядя вниз. Не рискуя больше подходить к окну, он боялся даже дышать. Ему казалось, что стук его сердца громом разносится по всему подъезду.

Открылась входная дверь, послышались девичьи голоса, неровные шаги и легкий стук трости, в пролете мелькнуло светлое платье. Парень затаил дыхание.

— Том, да ты чего? Голова заболела? — раздался незнакомый голос.

— Нет, ничего… Надюш, не волнуйся, все в порядке… — Томкин голос стал более глубоким, в нем появились новые нотки. Теперь его невозможно было спутать с полудетским голоском, к которому привык Мишка, но это все равно был ее, родной для него голос, пусть и повзрослевший.

Шаги приближались. На площадке третьего этажа они замерли. На стук открылась дверь. Снова стукнула трость, нерешительные, неровные шаги в сторону лестницы… Мишка отпрянул от пролета. Стараясь не издать ни звука, слился со стеной.

— Тамара? Что там? — раздался взволнованный голос Федора. — Тамара? Что-то случилось, дочь?