– Спасибо, – герцог слегка поклонился, – а где же мать-настоятельница?

– У нее важный гость, – лицо старой монахини напряглось и сделалось суровым, – королевский гонец.

– Неужели? – удивился Альваро. – Тогда, наверное, нам не стоит ее беспокоить.

Его глаза вдруг сузились, и в них проскочило что-то нервное, заставившее меня нахмуриться и покрыться мурашками.

– Поговаривают, что король созывает Верховный церковный суд, – шепотом сказала монахиня, – чтобы отделаться от нареченной невесты.

– Вот как? – небрежно бросил герцог, чтобы поддержать разговор. Но я видела, как напряглось его тело, как крепко сжались его ладони в кулаки.

– Дочка маркиза де Вильенсо на редкость некрасива. Да еще и горбится. Филипп IV подкупил несколько человек из людей маркиза, и те теперь утверждают, что цветы на абелии в имении маркиза были не настоящие, а собранные с кустов сирени. Якобы они всю ночь клеили их к веткам дерева на смолу.

– Этого и следовало ожидать, – задумчиво произнес Альваро, переступая порог одноэтажного здания для паломников.

Мне стало неспокойно. Если заваривается такая каша, обо мне непременно вспомнят. Слову короля я не доверяла совершенно. Король дал – король взял. Как бы он не вознамерился вернуть меня обратно! Сомнений в том, что его дружок-архиепископ организует судебный процесс таким образом, что несчастную юную маркизу отправят обратно в монастырь, не было никаких. Напротив, во мне крепла уверенность, что беды не избежать.

– Ваша комната налево, – тем временем заговорила сестра Мариэтта, указывая герцогу на его келью, – а ваша направо, – обратилась она уже ко мне. – Графиня, я пришлю к вам сестер. Они принесут чистую одежду и помогут помыться.

Я благодарно кивнула и улыбнулась монашке.

– Прикажу приготовить фасоль и овощи, чтобы вы могли перекусить, – сказала на прощание добродушная женщина, а затем быстрым шагом направилась вперед по коридору. Скорее всего, где-то там располагалась трапезная.

– Отдохните немного. Я постучусь к вам через пару часов, чтобы отвести в трапезную, – сказал мне герцог.

– Хорошо.

Я толкнула рукой деревянную дверь и вошла в свою келью. В коридоре послышался хлопок – Альваро тоже вошел к себе.

У грязно-серой побеленной стены стояла деревянная кровать с соломенным матрацем. В углу располагалось ведерко (вместо ночной вазы, я так полагаю), а над дверью висело распятие. Больше в комнате ничего не было.

Я с удовольствием скинула неудобные туфли, которые сильно натерли мне ноги, и растянулась на кровати. Несмотря на скудность обстановки, матрац оказался чистым, а солома в нем – сухой и мягкой. Веки закрылись сами собой, и я уснула мертвецким сном. Понятия не имею, сколько по времени я блуждала в своих сновидениях, однако проснулась я с испариной на лбу. Последнее, что я запомнила из своего кошмара, – склонившееся надо мной лицо Филиппа и бешеный стук в дверь.

Стук, как оказалось, был вполне реален. Кто-то упорно тарабанил в мою дверь. Я протерла глаза и громко крикнула:

– Войдите.

Через секунду в келью вошли две монахини с ведром воды, медным тазом, чистой сорочкой и рясой из грубого сукна. Они представились мне сестрами Анной и Марией, а затем помогли помыться и переодеться.