Володя инстинктивно оторвал руки от лица, зажал пальцами уши.

Рабочие упали.

Ухтомский стоял. И это было невероятно, это было непостижимо и очень страшно.

Солдаты смотрели в землю. Капитан съежился.

— Пли, мерзавцы!

Ухтомский медленно опустился на землю. Он был еще жив. И с трудом сдерживал стон.

Солдаты отвернулись. Капитан понял, что они не выполнят его следующую команду.

Почти не целясь, он разрядил весь барабан нагана.

Но Володя ничего этого не видел.

Обратно на станцию его тащили по снегу. И бросили, как пустой куль, на голый пол там, где стояла плевательница.

Володя очнулся от грубого пинка сапогом. В ушах еще грохот второго залпа. Он не знает, как снова очутился в зале ожидания.

Солдат предлагает встать и следовать за ним. Но куда? Ах да, капитан обещал отправить Володю в Москву, с тем чтобы полиция установила личность репортера. И она установит. А потом дула винтовок… И снова в ушах грохочет залп.

Володя окончательно пришел в себя. Не было ни страха, ни сомнений. Он должен бежать. Сейчас, по дороге, или даже в самой Москве — неважно. Важно убежать до того, как его передадут полиции.

У Володи не было опыта побегов. Но недаром же он прошел такую превосходную школу конспирации, как работа на транспорте литературы. Теперь-то он понимает, почему старшие и более опытные товарищи заставляли его изучать азбуку подполья. В нелегальной революционной работе часто повторяются сходные ситуации. Поэтому-то опыт борьбы, накопленный, предположим, старыми народовольцами, может пригодиться большевикам. А Иннокентий подробно, интересно рассказывал о всевозможных побегах из тюрем, с этапов, каторг, хотя ему самому еще не выпало бегать.

Значит, нужно вспомнить эти рассказы. Нужно отобрать сходные случаи. Но прежде всего успокоиться. И по порядку, не спеша…

Побеги из тюрем… Отпадают. Из тюрьмы можно убежать только с помощью товарищей и, во всяком случае, под покровом ночи. Днем убежал, кажется, только Петр Кропоткин. Но его ожидал призовой рысак Варвар, ему помогали вооруженные друзья.

— Выходи!

Окрик был неожиданный, грубый.

Пришлось подчиниться, выйти на перрон.

У платформы люберецкого вокзала стоял состав. Классные вагоны перемежались с теплушками. В теплушках солдаты. Около классных застыла охрана. Платформа тоже оцеплена. Солдаты подталкивают в тамбур самую разношерстную публику. Заячьи треухи и каракулевые шапки, платки, фуражки. Дошла очередь и до московских пригородов. Их очищают от «неблагонадежного элемента». Тех же, кто попался с оружием, расстреливают на месте.