— О ней, мальчик, о ней. Я говорю о той, на которую ты дрочишь в своих сопливых мечтах. Ты же постоянно к мамочке бегаешь, чтобы тебя на ней женили. Ну, вот и увидишься с ней.
— Невозможно. Как вы посмели? — закричал Ахемен, пытаясь разорвать веревки. — Я вас убью, сволочи.
— Покричи, покричи, сопляк, — сочувственно сказал наемник. — Ее привезут через день-два. Эта курица спешит к тебе на крыльях любви. Как тебя обуяет приступ героизма, вспомни: пуля в ногу, девку приходуем при тебе в жесткой форме, а потом режем ей палец. Усек?
— Да что же вы за люди такие? — сказал побледневший Ахемен, который умер бы, но не допустил, чтобы с Ней обращались так.
— Да люди, как люди, — пожал плечами наемник. — Только не такие сильно благородные, как ты, и не такие богатенькие. И такие сучки, как та, что сюда везут, нам не светят. Так что имей в виду, сопляк. Я вас до того всех ненавижу, что бесплатно бы все это сделал. Но не поверишь, нам еще и платят за это просто несусветные деньги. Так что не зли меня, пацан.
— Почему ты нас ненавидишь? — спросил сбитый с толку Ахемен. — Ты же меня видишь впервые в жизни! Да что мы тебе сделали-то?
— Да ничего не сделали, — усмехнулся наемник. — Просто у тебя все есть, и ты пальцем о палец для этого не ударил, как и та сука. А я в нищей деревне вырос и за гроши жизнью пятнадцать лет рисковал, чтобы такие, как ты, сладко жрали и пили. Достаточный повод для ненависти?
— Вы не смеете так с нами поступать, — сказал Ахемен, голос которого внезапно дрогнул. — Великие Семьи будут вас искать и покарают.
— Да всем скоро будет на тебя насрать, поверь мне, — убежденно сказал наемник. — Ты запомнил, вояка картонный? Нога, трахнутая девка, отрезанный палец. И так за каждую твою глупость.
Ахемена развязали. Сиплый при этом целился в него из револьвера довольно внушительного вида.
— Я забыл сказать. Это новые игрушки с заводов Эгиби. Пули подточены, поэтому при попадании в ногу, кость разлетится в крошку. Нога срастется, но будет короче. Я такое уже видел. Иногда, правда, начинается остеомиелит, и тогда ногу отрезают. Как тебе такая война? Ты все еще хочешь стать героем, мальчик? Не надо! Вдруг, не получится!
Через два дня. Гульбахар.
Они прибыли к берегу затемно. С катера Гульбахар спустили на лодку, а прибыв на берег, она снова села в зашторенную карету. Через пару часов неспешной езды они остановились у довольно невзрачного дома, и сопровождающий почтительно пригласил ее внутрь.
— Прошу вас, сиятельная. Господин принял все меры предосторожности, он ждет вас в подвале. Никто не должен вас найти, пока все не случится.
Гульбахар понятливо кивнула, и спустилась вниз, где в конце коридора была низкая дверь с засовом снаружи. Она открыла рот, чтобы выразить свое удивление, но сопровождающий грубо схватил ее и швырнул в открытую им дверь. Снаружи лязгнул засов.
Девушка ничего не понимала и оглядела каменный свод, под которым она оказалась. Опустив глаза вниз, она воскликнула:
— Ахемен! Милый! — она даже забыла, как и где очутилась. Ведь он был, наконец, рядом. И он все объяснит. На удивление, тот лежал на широкой кровати, и был бледен. Его лицо выражало удивление, даже скорбь, но только не радость. Гульбахар застыла.
— Ты не рад мне? Тогда зачем писал мне?
— Я ничего не писал, Гульбахар, — с видимым трудом ответил Ахемен. — Прости, я получил по голове, поэтому не могу приветствовать тебя, как подобает. Нас похитили, это была ловушка.
— Как похитили? Значит, это не ты писал мне? Я же убежала из дома, чтобы выйти за тебя замуж. Мать меня хочет в Сагартию выдать, — сбивчиво сказала Гульбахар. — Какая же я дура! Что же теперь подумает мой отец?