— Знаю.

— Не ищи его. Мы отправили лучших специалистов.

— Хорошо.

Голос отца сух, но не нужно видеть его, чтобы понять, насколько он взволнован.

Меня же раздирает такая сильная душевная боль, что я только стискиваю зубы, чтобы не застонать.

Не выдать миру эту боль. Не запустить через нее целый круговорот отвращения и заранее проигранной ситуации.

Я делаю все, как полагается. Созваниваюсь еще и с куратором — группа захвата уже выехала из Краснодара.

Объясняюсь со студентами. Те Пеньковского не знали, как моего друга, потому просто удивлены. А вот Никита смотрит внимательно — очень внимательно — и немного жалостливо. Но мне не до того. Мы, фактически, вводим комендантский час — дело клонится к вечеру —, ставим защитный периметр и обязываем всех ходить по четверо, даже в туалет. Я не чувствую, нужна ли чья-то кровь для ритуалов, но рисковать не намерена.

Мы сворачиваем раскопки вместе с несколькими руководителями соседних групп. Им приходится рассказать еще и про "сбежавших из соседней колонии зеках" — одним магом их не напугать, и эта неуместная бравада взбешивает меня настолько, что я чуть ли не с кулаками наступаю на коллег. Выручает Максим. Он долго о чем- то беседует с мужчинами, и те со вздохом соглашаются. Обещают загнать всех в палаточный городок и устроить что-то типа праздника.

Повара быстро начинают готовить пироги, а молодежь — капустник. Они заняты, они вместе — и значит шансы на то, что кто-то уйдет в одиночестве смотреть закат и попадется — минимальны.

Их слишком много, чтобы защитить одной магией или приказом — из Комитета, по сути, здесь только я, Максим и еще один агент. И я просто надеюсь, что метод кнута и пряника сработает безотказно. Что студенты достаточно дисциплинированы и рады возможности легально повеселиться.

Мне же совсем не весело.

Обида на судьбу и ощущение полного краха всего того внутреннего и гармоничного, что я растила в себе много лет, отзывается сильной тошнотой и горьким вкусом на языке.

Глаза регулярно застилает пелена слез, я подавляю их — и снова берусь за дело.

Защитить всех, кто не имеет отношения к этой истории — и не должен иметь.

Приструнить Никиту, порывающегося нам помогать и назначить его ответственным за безопасность студентов. Он принимает ситуацию настолько близко, насколько это возможно — и больше не перечит.

Разработать с агентом план на случай срочной эвакуации — автобусы уже выехали. И будут ночью.

Пробежаться по склепам. Я снова и снова касаюсь стен и камней, перевидавших за века многие смерти. И убеждаюсь — фон изменен. Изменен был сам след, а потом он снова вернулся в первоначальное состояние.

Как это возможно? Я не понимаю.

Это даже не ластик. Это что-то совершенно иное, чему у меня нет названия. Что-то, с чем Комитет никогда не сталкивался.