— Помог? — Серьезно спросил Мал, глядя Ярославу в глаза. — А не выпустим ли мы древнее чудище? Вряд ли Боги его прибрали просто так.

— Кто знает? — Пожал плечами конунг. — Может и выпустим. Но это будет наше чудище. И сражаться оно будет за нас. В конце концов мы должны будем как-то защищаться от хазар и викингов. Почему не так? Да и не Боги его прибрали. Люди. Сами люди. Которые погрязли в распрях и алчности.

— А после того, как защитимся? — Остро взглянув на Ярослава, спросил Мал. — Ты ведь, мню, и далее заглядываешь.

— Заглядываю.

— И что будет там?

— Шанс. Большой шанс.

— Для тебя?

— Для всех нас.

— Хм… — хмыкнул кузнец и после довольно долгой паузы кивнул, вроде как соглашаясь.

После чего они вернулись к беседе. А Ярослав хотел обсудить с ним еще много вопросов. Наш герой хотел проговорить с главным кузнецом Гнезда и выделку новых конных пик, длинных, клееных, чтобы можно было издали доставать хазар в сшибке. И старых римских арбалетов. Тех, что простые как мычание, состоящие из обычного туго лука, привязанного к ложе с примитивным спусковым механизмом. Довольно большим луком. Но в III–V веках Западная Римская Империя таким оружием нередко вооружала федератов и те им вполне успешно пользовались. И прочее, прочее, прочее. Так что ушел Ярослав от кузнеца, когда уже смеркалось, оставив массу бумажек с записями и зарисовками…

После этой беседы Мал изменился. Ближайшим вечером он долго не мог заснуть, терзаемый мыслями. Конунг ему уже обрисовал масштабы мира. Описал некогда грандиозное величие Древнего Рима, по сравнению с которым они были жалкими песчинками. Про те улицы… те храмы… те стены… те дома… те — старые, возведенные многие столетия назад. Причем приукрасив все. Сам Мал однажды ходил в Константинополь по юности. По дурости. Чуть не погиб. Но впечатлений от города набрался. И сумел осознать тот доносимую конунгом идею о том, что Константинополь в эти годы — лишь жалкая тень того, старого Рима периода расцвета. И она его впечатлила. Сегодня впечатлила…

Кузнецу было очень не по себе. Он раньше слушал рассказы Ярослава и ему казалось все это таким далеким… таким сказочным… таким ненастоящим. Простыми байками. А теперь, внезапно, Мал осознал себя в самой гуще удивительных событий. Хуже того — их творцом. Понятно, что все это давно погасшее величие пытался пробудить Ярослав, но именно в эту ночь кузнецу показалось, что если конунг — голова, то он — руки этого великого дела. Он лежал, не в силах заснуть, и грезил. В его голове вихрями вились мысли сопричастности с чем-то грандиозным, практически божественным. Ведь это его топорами рубили бревна на крепость, его лопатами копали ров для нее же, его пресс-форма формировала кирпичи, его кольчугами вооружали дружинников… А что будет дальше? А что будет потом? У Мала аж дух захватывало.

Наверное, также себя чувствовали себя шахматисты в Нью-Васюках, растревоженные словами Остапа Бендера. За одним исключением. Ярослав не врал в главном. Может быть чуть-чуть приукрашивал, но не врал. Впрочем, людям это было и не важно… в такую ложь многие бы поверили…