— То Борис Фёдорович много путей у меня. Перво, наперво станки соделать и точить пушки под несколько мер, дабы не было к каждой пушке свое ядро. Таковая затея позволит зело сократить расход денег. И случись бой к любой пушке подойдет заряд, каковой для того размера пушек разных соделан. Тако же, ныне тыльник дула внутри ствола творят тупым, бо коли соделать его воронкой, ноли ядро станет посередь ствола и лететь станет дальше и точнее. Ну и много исчо чего. Только, боярин, для воинского дела и порядка в государстве нашем надобно нам приказать единый ряд мер и весов. Об том яз о прошлом годе писал тебе.

— Об чем сказываешь? Не помнится мне грамот никоих.

Я объяснил смысл затеи. Мол, когда русские земли были под разными князьями, в каждом княжестве или царстве (Казанском, Астраханском) свои меры весов и обмеров были, а ныне коли наше государство единое, надобно нам запретить разные меры, а установить единую государеву.

— Об том не помышлял яз. Бо к чему тут пушки? — Спросил Годунов.

— Так коли сладим одинаковые пушки, заказ ядер надобно объявлять ковалям в правильном размере, чтоб оплошки какой не было.

— Обаче верно сие. Ты сказываешь, ужо сработал ряд государев?

— Да, Борис Федорович. Яз тебе сызнова примеры мер и весов с грамотой прикажу прислать с Углича.

— Добро, будет тебе указ в борзе. В том вижу пользу. Тако рядится будем: за тобой будет новина оружейная, касаемо селитряных дел, большого наряда, пищалей стрелецких, бо денежные да кормовые дела через меня вести бысть.

— Договорились Борис Федорович, до денег мне дела особо нет. Ты мне на устройство новых способов творения огненного боя денег станешь давать без задержки?

— Пришлешь сказку с придумками своими, яз тебя деньгой завсегда оделю. Токмо не озоруй. — Ответил Оружничий.

— Исчо, хотел сказать. Коли мы станем лить гарматы лучше папистских, послы иных держав могут выведать тайны наши в борзе и соделать такоже у себя. Для опаски бо не случилось беды, надобно пушечный двор убрать из Москвы, далее, где иноземцев нету.

— Аминь. При князе Иване Великом, прадеде твоем, пушечная изба в столице заложена, дабы мастера бысть под сильной сторожей от ворога. Ныне земель у нас вдосталь, або и врагов меньше стало. Обдумаю твой урок.

— Желаю яз осмотреть пушечный двор. Дозволишь ли?

— К чему вопрошаешь? Он ныне в твоей власти. Яз тебе дам окольничьего Лапушкина в провожатые. Он тоби обскажет, да покажет чего восхочешь. Ноне уж поздно, або с утра, како откушаем, тако и поедешь на мастеровой двор. Яз сей же час нарочного к окольничему пошлю. Да вот что, бери его к себе. Тебе, казатель по нонешнему огненному бою, всяко нужон, бо Лапушки вельми расторопен и в том деле крепко разумеет.

Наутро на подворье явился боярин со слугой и выразил готовность, похвалиться пушечными делами. Покинули кремль через Спасскую башню, по мосту, через широкий ров с водою. Затем, поплутав по запутанным улочкам, выехали через краснокирпичную башню Троицких ворот китайгородской крепостной стены и миновали ров, который питался водой из речки Неглинки. Пушечный двор, располагался на берегу, зажатый самой речкой и улицей Мясницкая. На фоне бревенчатых зданий окружающей застройки краснокирпичный комплекс государевого завода значительно выделялся. Конечно, теряя свою монументальность, если смотреть на него, захватывая взглядом крепостные стены Китай-города. Тогда артиллерийская мануфактура превращалась в составную часть оборонного комплекса, являя собой маленькую крепость, способную, при поддержке крепостных стен города, дать отпор любому захватчику. Амбары, кузни, литейные избы, составляли замкнутый контур стен. Ворота на территорию были со стороны Мясницкой улицы. Миновав стрелецкую охрану с бердышами, в серых, не крашеных кафтанах, попали на двор. Внутреннее пространство было свободным: вытоптанный двор, с растущей по краям травой, в правом углу от ворот, под шатровой крышей, большие рычажные весы и наборы гирь. Далее по правой длинной стороне, где-то в её середине, торчал сруб колодца с воротом. В дальней стороне от въезда доминировали над дворовыми постройками сдвоенные пузатые башни литьевых амбаров под черепичными конусными крышами, с торчащими из них дымовыми трубами. Разновеликие строения, которые окружали двор, являлись его наружными стенами, их двери и ворота, выходящие на внутренний двор, кое-где были заперты на накидные железные полосы и серьезные с виду навесные замки. Но, если двери были открыты, внутри виделись занятые делом работники.

Спешившись, мы образовали значительное количество людей: я, моя охрана, окольничий Лапушкин, и его дьяки, которые дожидались нас на дворе. Боярин, был здесь, конечно, не впервой, давал пояснения, перемещаясь по территории мануфактуры.

— Гляди княже сие наибольшее пушечное деланье на Руси. В Новгороде, да Пскове, такоже льют стволы пушечные, бо размах пожиже, гривенные, полугривенные пищали. Пушки большого государева наряда соделывают лишь здеся. Нынешние мастера-литцы Ондрей Чохов, Дружина Богданов, Тарас Григорьев льют орудья весом многие тысячи пудов. Видал ли дробовые пушки, что сторожат переправу на Васильевском спуске у Лобного места, подле собора Василия Нагово?

— Видал боярин, кажется, прозываются они Павлин и Кашпирова пушка?

— В точности. Мимо таковых орудий за так не пройдешь! Не захочешь, а встанешь, подивишься! За един выстрел таковая пушка полк положит! Здеся отлиты оне. Местные мастера льют из бронзы да из чугуна. Вот гляди, — он подвел, меня к большим весам под крышей, — вон в тех амбарах хранят чистую красную медь, да олово. Коли льют чего, так меряют на сих весах сколь мер какого металла класть в печь, дабы отлить пушку либо колокол.

— А что здесь и колокола льют?