— Скажи ему, что князь обедает. Как закончу, поговорю с ним, — произнес я.

— Как бы они не обиделись, — молвил Будиша и сразу поник, будто признался, что струсил.

— На обиженных воду возят, — поделился я и с ним русским лагерным фольклором из двадцатого века, продолжая жевать мясо с сухарем, натертым чесноком.

Конина без чеснока казалась мне невкусной. Большая часть симпатий и антипатий вырабатывается у нас в детстве.

Парламентеру пришлось ждать минут двадцать. Я преднамеренно тянул время. Пусть придет к выводу, что мы ни в грош их не ставим и сдаваться не собираемся. Подъехал к кибиткам на коне, без доспехов и оружия. Между мной и парламентером было метров двадцать. Говорить придется громко. Пусть дружинники услышат наш разговор. Скрывать мне пока нечего.

На переговоры прислали бродника средних лет, с темно-русой бородой лопатой и плутоватыми глазами. Может, так казалось из-за того, что левый глаз косил. Бог шельму метит. Смотрел он на меня свысока, насколько это возможно при косоглазии и восседании на малорослом, неказистом сером жеребце, который пытался дотянуться до клочков травы, недотоптанной его сородичами. Всадник одергивал коня, не давая двигаться вперед, к кибиткам. Повторить судьбу первого монгольского посольства ему явно не хотелось.

— Что тебе сказали передать твои новые хозяева? — первым начал я разговор, обидев, одернув бродника, чтобы сбить с него спесь.

Бродник сперва насупился, а потом, наверное, вспомнил, какую подляну мне готовит, и улыбнулся льстиво. Представляю, как он ненавидит меня, князя, и прочих знатных, кто всю жизнь скубал бродников, по большей части беглецов от милостей властьпридержащих.

— Чтоб вы сдавались, — ответил он.

— А на каких условиях? — поинтересовался я.

— На всей их воле, — ответил бродник.

— Ответ неправильный, — сказал я. — Передай им, пусть еще подумают и предложат что-нибудь получше.

— Все равно вас всех перебьют, — пообещал бродник.

— Сказала Настя: «Как удастся», — возразил я и показал на трупы, оставшиеся лежать возле лагеря после вчерашнего и сегодняшнего налетов. — Эти нас уже перебили. В следующий раз монголы сами в атаку не пойдут, холопов и конюхов своих пошлют.

Бродник понял, кого я подразумеваю под холопами и конюхами. Он гмыкнул сердито и перестал улыбаться. Я таки достал его.

Переговорщик уже собирался уехать, но вспомнил вторую часть своей миссии и сказал:

— Мы хотим убитых похоронить.

— Сначала мы забираем их оружие и доспехи, потом вы — тела, — предложил я.

— Зачем вам их оружие?! — удивился бродник. — Всё равно придется отдать, по-хорошему или по-плохому.

— По-плохому мне больше нравится, — сказал я. — Так и передай своим хозяевам.