— Богу надо служить молитвами и постами, а не чревоугодием и стяжательством. Где золото, там дьявол! — продолжил я подводить идейную базу под перераспределения собственности в свою пользу. Поддев носком сапога золотую цепь с крестом, отшвырнул к игумену Вельямину. — Это продайте, а деньги потратьте на сирых и убогих. На кормление вам останется только та земля, которую сами обрабатываете, да сад и пасека. Остальное люди подадут, если заслужите. — Сев на коня, я попросил смиренно: — Наведи в монастыре порядок, игумен Вельямин, верни в него духовность и святость.

— Если бог поможет… — перекрестившись, произнес он.

Моя просьба произвела на нового игумена впечатление. Он не знает об игре в добрых и злых следователей. Теперь Вельямин уж точно позабудет об отнятых деревнях.

Выехав из монастыря, мы направились в усадьбу Епифана Сучкова. Жил он километрах в двенадцати от города. Я подозвал к себе сотника Мончука, спросил:

— Куда поедет семья Сучкова, если выгоню из княжества?

— В Новгород-Северский, — ответил сотник. — У боярина Епифана были хорошие отношения с Изяславом Владимировичем, когда тот сидел в Путивле.

— Возьми двух человек, умеющих держать язык за зубами, и встреть семью в глухом месте. Трупы, лошадь и телегу киньте в болото, ничего себе не берите, разве что золто-серебро найдете, — приказал я. — Вся семья должна сгинуть бесследно. Сорную траву надо уничтожать под корень.

— Сделаем, — пообещал сотник Мончук, поняв, что, выполнив задание, снимет с себя все подозрения.

Усадьба боярина Епифана Сучкова стояла на холме возле леса и на краю большой верви, в центре которой была деревянная церковь. Следовательно, по более поздней классификации это будет село. Усадьба напоминала уменьшенный Детинец. Правда, ров отсутствовал, вместо стен тын из заостренных сверху бревен и башен всего пять: четыре угловые и одна надворотная. Угловые башни были скорее вышками с шатровой крышей. Охраны в них не наблюдалось и ворота усадьбы нараспашку. Боярин Епифан Сучков никого не боялся, нападения не ждал. Он был уверен, что заговор удастся. Но, увидев большой отряд, может одуматься.

— Возьми трех человек и поезжай первым, — приказал я воеводе. — Твое дело — не дать им закрыть ворота, когда увидят весь отряд.

— Не закроют, — пообещал Увар Нездинич.

Когда доходило до дела, он даже говорить начинал вразумительно.

Мы подождали в лесу, когда он въедет в усадьбу, и сразу поскакали к ней галопом. Дорога была покрыта толстым слоем серой пыли, которая глушила стук подкованных копыт. Мне пыль не мешала, но задние, наверное, не успевали сплевывать ее и протирать глаза.

Воевода обещание сдержал. Он и его помощники кружили коней, не давая никому подойти к себе и к воротам. Прямо напротив ворот, на украшенном замысловатой резьбой крыльце терема стоял боярин Епифан, простоволосый и в одной рубахе, темно-красной, с золотым шитьем по вороту, подолу и краям рукавов. На первом этаже терема было четыре узких окна без стекол, напоминающие бойницы. На втором были три окна, два справа от крыльца и одно слева, квадратные и застекленные. В левом кто-то маячил, но кто — мужчина или женщина — не разберешь. Слева от терема стояло длинное здание, на первом этаже которого располагались конюшня и сарай для телег и саней, а на втором — сеновал. Справа построек было две — амбар и людская изба. Остальные хозяйственные постройки находились за теремом.

— Гоните их к чертовой матери! — орал боярин своим холопам, которые с копьями и дрынами пытались подступиться к непрошеным гостям.

Увидев меня, Епифан Сучков замер с открытым ртом. Очередная порция ругани, видать, застряла в горле, потому что боярин издал звук, что-то среднее между рычанием и хрипением, и скрылся в доме, громко хлопнув тяжелой дверью. Его холопы тоже передумали нападать и дрыстнули в разные стороны. Даже бабы, стоявшие возле людской, словно растворились в воздухе.

— Рассредоточиться и слезть с коней! — приказал я своему отряду.

Сам заехал в промежуток между амбаром и избой, чтобы в меня труднее было угадать стрелой, слез с коня, отвязал арбалет, рычаг для натягивания тетивы и колчан с болтами. Зарядив болт, спросил у воеводы Увара Нездинича:

— Будет биться до последнего или сдастся?

— Не из тех он, которые до последнего, — злобно оскалившись, ответил воевода. — Хотя терять ему уже нечего…