Как в том анекдоте про Сталина, который предложил перекрасить Мавзолей в зеленый цвет, а Госдуму расстрелять, Бестужева тоже интересовал лишь ответ на первый вопрос.

– Литовское княжество.

По лицам мужчин было видно, что они хотят меня убить. Вот прямо сейчас, невзирая на последствия. Я заметил, что с некоторых пор стал вызывать такие чувства все чаще. Со стороны могло показаться, что я намеренно издеваюсь над собеседниками, но, клянусь, это не так.

Дело в том, что в большинстве случаев я просто не мог выразить словами все, что видел в поле. Ответ на каждый вопрос требовал от меня написать книгу размером с «Войну и мир», чтобы учесть все переменные и косвенные связи различных событий, происходящих по всему миру. А мои сжатые реплики собеседники принимали за тонкую форму издевательства. Ну правда, со стороны если посмотреть: приходит пророк, говорит, что с удара Москвы по Литве начнется большая война, а после этого предлагает ударить по Литве. Где, блин, логика?

А с другой стороны, как им нарисовать кривую событий, которые предшествовали этому событию и будут проистекать из него? Описать все вносимые мной изменения, каждый телефонный звонок, встречу, поступки незначительных, с точки зрения высокой политики, людей? Как доказать, что одна фраза, вовремя сказанная одному человеку, может не дать войне разгореться в мировой пожар.

– Жертвы, конечно, неизбежны. Но сотня человек ничто в сравнении с тем, что будет, если мы этого не сделаем.

По лицам москвичей я понял, что жертвы их как раз не очень-то и волновали. Политика такой вид деятельности, в которой жертвы неизбежны.

– Почему Литва? – спросил Нарышкин. Вопрос он озвучил и за своего господина.

– Потому, что именно эту войну уже не остановить. Потому что узел уже сплетен, и нам нужно разрубить его. И еще потому, что определенное количество конкретных людей все равно должны умереть. Я в деталях расскажу, как следует действовать, но вот объяснить почему… Могу показать!

Лицо Максимилиана Антоновича непроизвольно дернулось. Естественно, ощущать себя букашкой в мировой паутине никому не понравится.

Глядя на него, отрицательно покачал головой и Бестужев:

– Лучше словами. Ты ведь не торопишься?

С большим количеством подтекстов вопрос. Я предпочел сделать вид, что ни один из них не уловил, и ответил только на формальную часть.

– К завтрашнему обеду мне нужно быть в Благовещенске. Причем – это крайне желательно – прибыть туда я должен на личном самолете московского князя. И без сопровождения. Это поможет нам начать переговоры не с обвинений сторон в том, кто кому из предков на мозоль наступил, а в деловом русле. Выделите мне борт? Я верну!

Москвичи переглянулись, Нарышкин кивнул. Затем спросил:

– Игорь, а вы ведь двойник все-таки?

– Грешен, Максимилиан Антонович.

– Я так и знал!

Мне осталось только плечами пожать: мол, что это меняет? Понятно, что советник Бестужева давно догадался о том, кто я такой, только доказательств не имел. Ему это было сделать проще других – все же именно он научил настоящего, здешнего Антошина, как заменить свое сознание моим. А узнав о пробуждении у племянника благовещенского князя пророческого дара, он не мог не свести концы с концами.

– Вернемся к делу, – сменил я тему. – Что ж, давайте я попробую объяснить вам закономерности плетения.