Сонька вздрагивает от моего рыка, а затем успокаивающе кладет ручку мне на предплечье.
— Папа, не кричи…
Савин косится на меня:
— Зубов, свободен. Завтра с утра ко мне. Будем решать, как работать дальше.
— Я не уйду без жены!
— Хорошо, Зубов. Тогда ты к ней сейчас присоединишься, — жестко отвечает Савин, — а девочка твоя пойдет в детскую комнату. А потом в спецприемник. Хочешь? Нет? Домой!
Я ловлю внимательный взгляд Воротова, затем подхватываю Соню на руки и молча выхожу из кабинета генерала.
Даже дверью не хлопаю.
Воротов
Воротов появляется у меня уже поздно ночью.
Я успеваю уложить Соньку, без конца спрашивающую, где мама и когда она придет. Каждый такой вопрос бьет меня по морде сильнее, чем любой реальный противник.
И заставляет бессильно сжимать кулаки. Потому что ударить в ответ некого.
Впервые я ощущаю себя настолько беспомощным.
Вроде как жизнь меня не раз раком ставила, начиная с того пожара, где погибла мама, и заканчивая недавними событиями в Африке…
Но никогда, вот никогда я не чувствовал себя… Настолько никчемным, что ли?
Ненужным.
Моя Клубничка, моя девочка сидит сейчас в камере, с ней разговаривают разные ублюдки, а уж я прекрасно знаю, как они могут вести допросы, как они могут давить, унижать, запугивать…
Она сидит там. Совсем одна против них, и я нихрена не могу сделать!
Вопрос: нахера мне все мои звания, регалии, опыт этот блядский? Если я не могу вмешаться, когда это необходимо?
Соня сонно ворочается во сне, кривя губки. Сейчас заплачет!