Послушно сажусь, и в самом деле, места становится больше. Да и ей ощутимо комфортней, все-таки, я своим размером и весом довлею.
— Ты хотел сказать…
— Я хотел сказать…
Мы начинаем одновременно, Клубничка замолкает, приглашая меня продолжить. Ну ладно. Ладно.
— Я хотел предложить тебе переехать ко мне с Соней.
Вот. Сказал. Твой ход, Клубничка.
— На правах кого?
Она не удивлена. Ну да, меня просчитать легко. Я и не скрываюсь.
— На правах жены. Семьи.
— Черт… — она растерянно шарит по карманам куртки, — все-таки надо покурить… Ты меня сейчас… Удивил, Зубов.
— Чем? Ты ждала другой реакции? Совсем меня за подонка принимаешь?
— При чем здесь подонок? Просто, исходя из твоей… э-э-э… жизненной позиции, я не предполагала такого радикального предложения.
— А что с моей жизненной позицией?
Клубничка, не найдя сигарет, отворачивается, какое-то время смотрит на ночную Москву, потом начинает говорить, глухо и спокойно. Размеренно.
— Знаешь… Я, когда узнала, что беременна… Нет, у меня даже мысли не было избавиться, но это неожиданность, ты должен понимать… Учитывая, как мы расстались, как ты поступил. Не надо, — она поспешно выставляет ладошку, останавливая мои возражения, — я в курсе, что это — во благо, и так надо было, и… Но ты пойми, я тогда… Черт! Глупо так… Но ладно. Я тогда в тебя влюбилась. Ну вот такая дура, восемнадцать только исполнилось, что ты хочешь? Нет, я себя не оправдываю, я сама все. Ну, ты помнишь… Я понимаю, что ты ко мне никаких особых эмоций не испытывал тогда… Да и сейчас, наверно… Я просила не перебивать!
Черт… Где сигареты мои? Почему я бросил курить, вашу мать?
Я молчу, смотрю на нее, такую хрупкую на фоне ночной черноты.
И думаю, что она нифига меня не понимает. Не знает.
Как и я сам, впрочем.
Потому что, скажи я ей сейчас, что уже тогда… Не поверит, и права будет. Расскажи мне кто тому, тогдашнему, что на самом деле я испытываю к восемнадцатилетней девчонке, случайно встреченной на очередном задании, наверно, рассмеялся бы. Или, может, рожу бы набил. Потому что я — четырехлетней давности — редкостный мудак, думающий только о себе. И жестко гасящий все эмоции, которые считал лишними.