— Я так долго боялась смерти, мистер Калди. Просто панически боялась. Но рано или поздно все умирают. По крайней мере, я умру не зря.

— Это хорошо, что вы не заблуждаетесь относительно рискованности нашего предприятия. Впрочем, может, все еще закончится благополучно, и тогда мы с Клаудией вырвемся отсюда. После этого вы освободите Бласко и тоже уйдете.

— А вот это будет нелегко, мистер Калди, — сказала Луиза. — Люди Фредерика повсюду, и в этом городе, и в других, и даже в лесу. Они нас схватят.

Бласко рассмеялся.

— Донна, — сказал он, — всю свою жизнь я шел, куда хотел, укрываясь от тех, кто не пускал меня, куда я хотел. И так я пережил Гитлера, Сталина и Кастро. И если мы выберемся из этого здания, людям вашего брата не поймать нас вовек.

— Выбраться из Центра не составит труда, Бласко, — сказал Калди. — Мы с Клаудией будем… как бы это сказать… сопровождать вас.

— Если, — сказала Луиза, — если…

— Да, — согласился Калди. — Если, конечно, мы не убьем вас обоих.

Не прошло и десяти минут, как появились двое «кнутов», перевели Бласко в другую камеру и связали Яноша Калди, точно исполняя инструкции Брачера. Просьба Петры Левенштейн оставить ей дополнительные цепи и побольше борец-травы, а также ключ от камеры не вызвала у них подозрения, ведь они знали ее как ученого и верного соратника капитана Брачера по работе над проектом «Ликантроп». Они предположили, что она, по всей видимости, начинает новую серию экспериментов. Немного странным было то, что двоюродная сестра капитана тоже не собирается никуда уходить, но, в общем-то, им это было безразлично, поскольку выбраться из здания она все равно не сможет.

Как только охранники ушли, Клаудиа снова открыла камеру и села на пол, терпеливо ожидая, пока Луиза свяжет ее цепями, втыкая в звенья пучки травы. Лицо Клаудии было напряженным и бледным, ее не покидало чувство страха перед предстоящим испытанием. Закончив приготовления, Луиза вышла из камеры, заперев за собой дверь. Теперь им оставалось только ждать появления луны.

И вот пришло время демонов.

Сердце Луизы бешено заколотилось, когда она услышала первые ужасные крики. Ей сразу вспомнилась та жуткая ночь в этой же самой камере два месяца назад, вспомнилось, как слетела с плеч голова одного из «кнутов», и с каким хрустом монстр выдрал руку у другого, и как продолжали шевелиться пальцы на этой уже мертвой руке. Теперь она снова видела мучительное рожденье оборотней, видела, как их тела вдруг разом покрылись густой шерстью, как во рту заблестели страшные клыки, а вместо ногтей появились огромные когти, она слушала жуткие крики, постепенно переходившие в рычание. И зрелище это было настолько страшным, что бедная женщина прислонилась спиной к стене, изо всех сил стараясь не потерять сознание.

Вдруг оборотень, бывший когда-то Калди, начал сердито рычать, мотая головой и стуча лапами по полу. Вот он посмотрел на потолок, протяжно завыл, потом снова зарычал, тряся головой из стороны в сторону. Точно так же вел себя и другой оборотень. Оба чудовища, казалось, были охвачены дрожью, и судороги, сотрясавшие их тела, отражали какую-то внутреннюю борьбу, которая была несоизмеримо страшнее и мучительнее, чем само превращение. Сдерживаемые цепями и растением, оба монстра упали на пол. Их морды были в крови, из глаз текла мутноватая белесая жидкость. Они бились в адской агонии, и в каждом из них разум пытался одолеть звериный инстинкт, свет пытался пробиться сквозь тьму, Ахура Мазда пытался сломить Ангра-Майнью.

Существо, бывшее Яношем Калди, закрыло глаза, словно собирая силы перед решительной атакой.

— Сопротивляйся! — отчаянно приказывал себе Калди. — Сопротивляйся! Помни, ты человек!

А из темных неведомых глубин кто-то кричал:

— Ты зверь! Ты зверь!

— Я человек! — настаивал разум.

Маниакальный смех жутким эхом прокатился по темным закоулкам сознания Калди.

— Человек? Это ты-то человек?!