– Никс, а Никс, ты знаешь, о чём я догадался?
– Если бы я знал, то тебе не было бы нужды со мной об этом говорить. Так?
Клаус рассмеялся. Никс раздражённо фыркнул.
– Помнишь, я вчера рассказывал, что последний поцелуй с Ровеной был, кхм… невкусным?
– Я подробности о чужих поцелуях слушаю без внимания. Может, и помню. А может, и нет.
– Раньше я думал, что это горечь разлуки, – продолжал Клаус. Он уже научился не обижаться на замечания ворчуна. – Разве могут губы казаться сладкими после слов «Я тебя не люблю»? Но теперь понял! То вовсе не Ровена говорила со мной в тот вечер. Обдурили меня, околдовали, понимаешь?
– Обдурить дурака несложно.
Серый кролик выбежал на тропинку, посмотрел на путников и скрылся в кустах с другой стороны, вильнув хвостиком. Первый житель леса, которого они встретили.
Дальше, шагов через сто, дорога разветвлялась.
– А настоящая Ровена меня любит, так-то, – сообщил Клаус самое главное.
– С чего бы это ты так решил?
– Ты меня слушал? Я же рассказываю…
– Ты рассказываешь, что целовался с неправильной девушкой, хотя об этом мне и раньше было известно от девушки правильной. Неправильная девушка, притворившись правильной, сообщила тебе, что не любит. Допустим. Но разве из этого следует, что правильная девушка тебя любит? Тебя, балбеса мягкотелого?
Тут Клаус разозлился. Принц он или нет? Королевские особы заслуживают какого-никакого уважения. Да лет триста назад за такие повадки головы с плеч летели!
Они как раз дошли до развилки. Дорожка на юг вилась пёстрой лентой, обрамлённая маргаритками и синими колокольчиками, усыпанная пятнышками от солнечных лучей, что пробивались сквозь листву. Однако Никс уже ступил на другую тропу – узкую, заросшую колючим кустарником, тёмную под куполом густых крон и потому похожую на пищевод чудовища.
– Наши пути расходятся здесь? Что ж, я очень рад! – Клаус сбросил на землю чужие вещи. – Мне в другую сторону. Спасибо за горячее питьё, за тюфяк и неприятную компанию.
Никс постучал кулаком по лбу.
– Ты сам тюфяк. Это кроличья тропа – туда нельзя ходить.
– Разберусь без тебя, ты… ты… грубиян! – Прежде Клаусу не доводилось выбирать обидные прозвища – за это первое, неказистое, мы его простим.
– Да погоди ты, бестолочь, – у Никса лучше получалось, – я не буду больше…