– От… л-лежаться надо. До в-вечера, тогда оч-чухаюсь.

– К вечеру я только обсмотрю все, – сказал механик. – Определю то бишь величину ущерба. Работать завтра, не раньше.

Макота решил:

– Лады, тогда так: Стопор, остаешься, помогаешь Захару. Дерюга, Малик, со мной идете. Вниз. Оружие все вытащили?

– Все, Макота! – Дерюжка выпрямился, и Малик с Захаром удивленно покосились на него. Раньше так обращаться к хозяину позволяли себе только Захар да покойный Кромвель.

– Воду берите, жрачку тоже, – продолжал атаман. – Патроны, гранаты. Дерюга, сбегай взад, там автомат должен валяться на дороге. Принеси. И эта… автомат теперь мой, поня́л? Понравилось мне. Я тому черному на кабине хребет с него так раздолбал – загляденье! Шевелитесь, отдыхать нету времени. Леталку видите на той стороне? Вроде от нее уже спускается кто-то, потому быстро. Да не лупайте на меня глазами, подъем!

Из расселины за скальной глыбой доносились стук и меланхоличное насвистывание. Крючок лег, выставив голову над склоном, увидел «Панч» внизу, лежащего у костра Стопора и Захара, который стучал молотком по борту грузовика.

Ощутив запах гари, бандит приподнялся, повертел головой – в конце расселины, метрах в двадцати от «Панча», дымил остов танкера с черной дырой на месте башни. Лопоухий полез в кошель на поясе, вытащил пластинку спрессованной дурман-травы, задумчиво поглядел на нее. Старая привычка все еще давала о себе знать, но теперь все реже – он не жевал наркотик уже много дней.

Крючок выбросил пластинку, сорвал с ремня кошель и тоже отшвырнул в сторону. Отполз назад, достал пистолет, вскочил и побежал вдоль расселины, пригибаясь.

Обойдя конец расселины, он оказался на каменной насыпи, отделявшей ее от провала, и разглядел внизу троих, которые спускались по его склону. Там косогор был еще не такой крутой, хотя ниже он становился почти отвесным. Солнце поднималось все выше, озаряя то, что висело между стенами гигантского ущелья.

Крючок смотрел долго, пока внимание его не привлек серебристый отблеск на другой стороне. Бандит приставил ладонь козырьком ко лбу. Там висел дирижабль, правая емкость застряла в трещине. От него тоже спускались люди. Четверо.

Один из них поднял голову. Внизу атаман Макота остановился, глядя на другой склон ущелья.

Крючок оглянулся на догорающий танкер, на «Панч» и стал спускаться в провал вслед за бандитами.

Увидев Макоту, Туран не удивился. Он понял вдруг, что все то время, пока термоплан летел от Корабля, ни разу не вспомнил о бандите. Почему? Он больше не собирался мстить? Собирался. Нет, дело было в другом: Туран знал, что Макота никуда не денется от него, так же как он никуда не денется от атамана. Теперь они не могли надолго потерять друг друга из виду. Их судьбы были связаны отныне.

На северной стороне провала атаман Макота поднял голову и увидел шакаленка.

Он тоже не удивился.

Он знал: шакаленок где-то здесь.

Разъешь всех некроз – теперь шакаленок всегда будет где-то здесь!

Макоте вдруг захотелось сделать что-нибудь этакое – к примеру, снять шляпу и отвесить мальчишке поклон. Но шляпы не было.

Он медленно поднял руку. Вытянул указательный палец, большим взвел курок невидимого пистолета, прицелился в Турана и выстрелил.