Парный пост, прикрывающий выход к болоту, уже не тихарился, таращась в противоположную от вертолета и собак сторону. Вероятно, слишком надеялись на загонщиков. Мусорня ждала выстрелов засады, на которую мы должны были выскочить. Лай стал громче и чаще – псов спустили с поводка. Это было последнее, что я услышал, прежде чем СКС заткнул мне уши.

Шмальнули мы со Славой одновременно. Крестничек, подставивший мне башку в качестве мишени, крутнулся, как ошалелый танцор, и, роняя в траву «Калашников», полетел вслед за ним. Корефанова клиента я разглядел только после того, как тот начал валиться, ломая кустарник. Слава, хоть и был глуховат, видел прекрасно.

– Собаки! – крикнул Вадик в полный голос.

Над стволом поваленного кедра мелькнул черный чепрак ближайшего зверя. В нашу сторону уже не стреляли, чтобы не зацепить псов. Вслед за овчарками следовало ждать солдат – выпускали собак не насмерть, а чтобы отвлечь нас, связать руки на секунду-другую и в это время прицелиться получше.

Овчарок в питомниках учат атаковать с прыжка, усиливая поражающее воздействие клыков инерцией массивного тела. Однако для этого необходим разбег, а псы в завале увязли. Мы встретили их плотным кинжальным огнем – в два, в три ствола на каждую овчарку. Собак оказалось четыре, но бурелом позволял протискиваться к нам поодиночке, отнимая последнее преимущество – превосходство в численности. Прочие достоинства: породистость, злобность и выучка на скорость пули не влияли. Под вой и визг агонизирующих животных мы сквозанули по краю болота и выскочили на не ожидавшее такого оборота правое крыло загонщиков.

Это были солдаты. Мальчишки в мешковатых хабэ, смятых дерматиновым ремнем с болтающимся в паху штык-ножом и подсумком. Они растянулись редкой цепью. По крайней мере, я ухватил взглядом всего троих. Сколько их могло прилететь на вертолете – взвод? Необъятная тайга способна поглотить куда большее количество. Чтобы надежно заблокировать завал, потребовалось бы не менее роты. Рассеявшись в густом лесу, ВВшники оказались обречены.

– Сдохните, суки!!! – заорал я, с максимальной скоростью нажимая на спусковой крючок карабина. На бегу мы смели их шквальным огнем и оказались в тылу у загонщиков. Такой дерзости от беглых заключенных не ожидали. Нам вслед полоснули автоматы, пуля смела кору прямо перед моей мордой. Мы, пригнувшись, лавировали в березняке.

– Ходу, ходу! – прохрипел Слава, пропуская меня вперед. Он подождал отстающего Вадика и ногой придал ему дополнительное ускорение. – Быстрее!

За деревьями показался просвет. Мы свернули туда, продрались сквозь березняк и вывалили на поляну, посреди которой сказочной птицей застыл пятнистый Ми-8 МТВ.

До него было метров двадцать. Я еще никогда так быстро не бегал. Тусовавшийся возле кабины летун не успел ухватиться за дверь, как я оказался рядом и врезал прикладом ему по затылку.

– Пилот, суки, кто пилот?!!! – заревел Слава, ворвавшись в грузовую кабину.

Двое белых как полотно членов экипажа безмолвно взирали на нас, а я ошалевшими, дикими глазами – на них. Оглушенный летчик валялся пластом.

– Поубиваю, если будете молчать!

Никого убивать Слава, разумеется, не стал бы, куда мы без пилота улетим? По крайней мере, мне так казалось. Но если уж меня корефан ввел в заблуждение грозным рыком, то экипаж поверил ему и подавно.

– Я пилот, – оттаял усатый вояка лет сорока. Его напарник, постарше, с мучнистым серым лицом и мешками под глазами, продолжал молчать.

– Запускай агрегат, мы взлетаем, – распорядился Слава. – А ты кто?

– Радист, – глухо процедил толстяк.

– Годится, – сказал корефан.

На нами заклекотал движок. Вадик ящерицей юркнул в кабину и почти сразу показался из дверей.

– Залезай, – крикнул он.