Интуиция подсказывала только одно – Лепяго. Перед глазами сразу возник образ согбенного шута в парке с наброшенным капюшоном, из-под которого недобро поблескивают паучьи глаза и кривится глумливая улыбка. Это было невыносимо.

Сердце чуть не разорвалось, когда в замке заворочался ключ. Мелькнула догадка, что сейчас войдет Андрей Николаевич, вооруженный длинной эвенкской пальмой. Но где он взял ключ? Ясно – отобрал у Маринки, подкараулил во дворе, изрубил ее и обыскал труп! Мысль была настолько абсурдной, что я сначала испугался, а потом с облегчением рассмеялся. Пальма у северных народов просто сельскохозяйственный инструмент вроде нашей косы, ее можно использовать в качестве оружия, но никто не использует.

Не говоря уж о вероятности появления на пороге воскресшего директора усть-марьского краеведческого музея.

А Маринка – вот она! В мешке полиэтиленовом что-то тащит.

– Здравствуй, дорогая! Как съездила? Как мама?

– Отлично. Тебе привет передает.

Должно быть, после избавления от призрака Лепяго я просто сиял. Маринка даже удивилась, приписав столь неуемную радость привету от тещи.

– Что ты такой?..

– Какой? – насторожился я.

– Довольный.

– Давно тебя не видел, вот и рад. Что в пакете?

– Кабачков купила по дороге. Пошли на кухню.

Кабачков! Как немного оказывается нужно человеку для полного счастья. Достаточно встретить вместо мертвого пришлеца живую и здоровую жену.

– Ты никого во дворе не видела? – ни к селу, ни к городу брякнул я.

– Никого, – удивилась Маринка. – А кого я должна была увидеть?

– Н-ну… не знаю, – проблеял я. – Просто.

– Какой-то ты нервный сегодня, – заметила супруга, вываливая в раковину мелкие белые кабачки. – То смеешься, то вопросы странные задаешь. Что с тобой?

– Сложно сказать, – пожал я плечами. – Наверное, растворителя нанюхался.

– С какой стати ты теперь растворитель нюхаешь?

– Надо. По работе.