Полагая. Мы не знали точно, насколько они близки, и к тому же получили ответ примерно два месяца спустя. Сейчас, в ретроспективе, можно все понять, что мы в полной мере не осознавали в то время. Китайцы считали, что это было время, когда могло произойти советское нападение на них. С одной стороны, (Алексей) Косыгин, советский премьер-министр в то время, находился в Ханое на похоронах Хо Ши Мина в сентябре, а на пути обратно, минуя Китай, изменил направление и полетел в Пекин с посланием. Китайцы полагали, что он привезет ультиматум, и поэтому они отреагировали тем, что ограничили место разговора с Косыгиным только аэропортом и только с Чжоу, а не с Мао.
Мы знали, что встреча происходит, и знали, что Косыгин изменил маршрут полета. Мы не знали, о чем думали китайцы, потому что у нас не было контактов с ними. Мы полагали, что в целом ситуация могла бы завершиться взрывом. Но мы не знали наверняка. Мы не видели ультимативной части этого дела, что также не произошло.
В любом случае Китай и мы согласились на пакистанский канал. В то время Пакистан передал первое послание от китайцев нам, а затем в общей сложности в течение двух лет по пакистанскому каналу было передано целых пять сообщений.
В публичных обсуждениях это часто описывается как диалог между Чжоу Эньлаем и мной. Я занимался этим в плане подготовки проекта ответов. Но китайцы имели дело не со мной. Они имели дело с Никсоном.
Китайские сообщения были сделаны в виде рукописных текстов и поступали через посредника из Пекина в Исламабад, а затем переправлялись в Вашингтон.
Так, нужна была примерно неделя для доставки каждого сообщения. Мы отвечали отпечатанными на машинке сообщениями на бумаге, на которой не было никаких водяных знаков.
Да. Итак, требовались недели для каждого обмена, и он с каждой стороны представлял собой текст из не более четырех или пяти предложений. Поэтому каждый обмен в своем роде был очень ценным. Каждый обмен был своего рода маневром. Он начался с китайского выражения о том, что они готовы вести диалог, но только о Тайване. Мы информировали их и говорили: «Когда мы ведем диалог, каждая сторона должна иметь возможность представить свою тему. Мы готовы говорить по повестке дня, в которую каждая сторона может внести свой вклад».
Так что постепенно китайцы согласились принять открытую повестку дня.
В Женеве и Варшаве прошло 136 заседаний, которые все закончились ничем из-за этого вопроса: Соединенные Штаты требуют, чтобы Китай заявил, что он решит проблему мирным путем. Китайцы требовали, чтобы мы согласились с принципами возвращения Тайваня Китаю и что должен быть только один Китай. Поскольку ни одна сторона не была готова согласиться на условие другой стороны, эти встречи проходили совершенно безрезультатно, и Уинстон совершенно прав. Так что установление диалога было очень важно.
Позвольте мне рассказать о наших собственных организационных проблемах. Предыдущая инициатива через Польшу завершилась тем, что китайский посол в Польше появился в американском посольстве для диалога. Фактически прошло две или три встречи, продемонстрировавшие разницу в бюрократическом подходе. Это был полуоткрытый процесс, и для каждой встречи бюрократический аппарат готовил большой документ по вопросам, которые подлежали обсуждению. Я забыл их… 10 или 15 пунктов. По каждому заседанию бюрократический аппарат хотел информировать более 20 конгрессменов и энное количество иностранных правительств.
Поэтому Никсон сказал: «Они собираются убить это дитя еще до его рождения!» И пока мы размышляли об этом, случился Камбоджийский кризис весной 1970 года, в знак протеста против которого китайцы отменили запланированную встречу. После этого мы никогда не обращались больше к этому каналу.
Нет. Первые месяцы переговоров велись в Варшаве. Когда встреча в апреле 1970 года была отменена китайцами, тогда мы установили канал по линии Белого дома. Первые попытки открытия были таковыми, как я описывал их. Когда они привели к диалогу в Польше, это проходило по нормальному госдеповскому каналу. Когда он застопорился, мы вернулись к одному только каналу через Белый дом.