Книги

Киссинджер о Киссинджере

22
18
20
22
24
26
28
30

Никсон и я пришли к своей цели разными путями. Никсон по сути был одиночкой, поэтому он много читал. Кроме того, он чувствовал себя гораздо удобнее, когда путешествовал за границу и беседовал с руководителями, потому что они не были вовлечены во внутренние споры, которые как-то его характеризовали. Поэтому он выработал на протяжении многих лет некоторые очень вдумчивые идеи по оперативным аспектам внешней политики. Я же, по различным причинам, сделал проблему мира и стабильности предметом моего умственного интереса. Итак, я читал, изучал и писал книги на эту тему, но никогда не был сильно задействован в принятии тактических решений.

Поэтому получилось хорошее сочетание. Никсону требовалось много времени на обдумывание решений, но он действовал очень смело при принятии тактических решений. Я знал исторический контекст лучше, чем он, а посему мог добавить перспективы. При всяких россказнях, которые можно прочесть про Никсона и меня, у нас никогда не было крупного политического столкновения. Можете ли вы припомнить хоть одно?

Нет. Парочка тактических случалась, например, как сильно надо было заставить русских оказать давление на Ханой, прежде чем вам приходилось принимать какие-то решения с ними, но это все было тактическим.

Перед моими поездками на переговоры я писал Никсону обстоятельные справочные материалы об истории вопроса, вариантах, о том, что предполагал делать. И он во всех случаях читал их и делал пометки на полях. Как только я приступал к делу, то писал ему отчеты каждый вечер. Я не припомню много примеров, когда он что-либо передумал бы, и ни одного, когда он передумал бы по тому вопросу, которым мы занимались.

Могу привести вам важный пример. После секретной поездки в Китай в июле 1971 года мы договорились о поездке Никсона в конце февраля. Но мы считали, что очень опасно организовывать встречу Мао с Никсоном без подготовки, потому что риск разногласий был слишком велик. Поэтому я поехал в Китай в октябре, за четыре месяца до визита Никсона, для того чтобы определить, сможем ли мы договориться о контурах коммюнике. Я передал проект в его традиционной форме, подчеркивая договоренности. А у Мао была иная концепция, переданная через (премьера) Чжоу (Эньлая). Он предложил перечислить расхождения, потому что так было больше доверия к содержанию, а потом уже подчеркнуть достигнутые договоренности.

Мы сидели там без средств связи. Я мог бы отправиться домой. Но я был абсолютно уверен в том, что Никсон согласится со мной. Поэтому мы переиграли то, что собирались делать, приняли предложение Мао и привезли его Никсону. И он сказал: «Это потрясающе. Нам надо сделать именно таким образом». Он никогда не ставил под сомнение ни одну его строчку.

Так что это были совершенно другие отношения, чем сейчас, когда можно проводить видеосовещания.

Итак, в этом действительно была суть отношений между Никсоном и Киссинджером: у вас было стратегическое видение, которое вы с ним разделяли, он дал вам большую свободу действия в деле выяснения, как достичь этого стратегического видения, а затем одобрял ваши действия и поддерживал вас на протяжении всего времени.

Но надо понимать, что мы не изобретали все это. У нас было много ведомственных материалов, но мы не позволяли сдерживать себя сугубо бюрократическими проволочками, когда приходили к выводу о необходимости что-то сделать.

А пока, в самом начале, мы потратили какое-то время на организацию всей системы. Никсон определил генерала (Эндрю) Гудпастера, который был начальником секретариата Эйзенхауэра, в помощь в этом деле. У Никсона не было детально разработанного мнения о том, какой точно должна быть структура, за исключением того, что он принимает окончательное решение по внешней политике. Поэтому генерал Гудпастер и я отправились с визитом к Эйзенхауэру, с которым я прежде никогда не встречался. У меня было мнение ученого из Гарварда о том, что это была совершенно косноязычная личность, возможно, даже тугодум.

Он в то время был прикован к постели из-за серии сердечных проблем. Но он был чрезвычайно оживленным, с очень экспрессивным лицом и очень ясными мыслями. Поэтому обсуждение с ним было детальным, и он, Эйзенхауэр, начал его с фразы: «Одним основным принципом организации СНБ должен быть принцип, заключающийся в том, что Государственный департамент не должен руководить никакими межведомственными группами, потому, что они там не способны делать это хорошо, и потому, что Пентагон никогда не будет выполнять приказы, пришедшие из Государственного департамента».

Я стал спорить по этому вопросу. Я согласился с идеей о том, что этой организацией должен руководить Белый дом, но у меня не было плана. При Джонсоне Государственный департамент управлял межведомственным механизмом, тем, который существовал на то время. Поэтому на этой основе, на самом деле, я сказал бы, исключительно на основе сказанного Эйзенхауэром, Гудпастер подготовил план, а Морт Гальперин написал памятную записку о том, как должен был бы быть организован СНБ. Была задействована существующая географическая структура, а советник СНБ и сотрудники его аппарата определялись председателями собраний.

До этого существовали межведомственные группы, которые все возглавлялись заместителями государственного секретаря, ответственными за определенные регионы. Но следовало иметь в виду методы и стиль работы Государственного департамента, который в основном выдавал оперативные телеграммы, а не осуществлял стратегическое руководство, за исключением случаев, когда госсекретарь настаивает на том, чтобы сотрудники отдела политического планирования играли оперативную роль.

Кроме того, Генри, как вы намекали, Госдеп был сторонником особенных позиций, точно так, каким хотели быть Пентагон или экономические ведомства, в то время как Белый дом может быть бескорыстным посредником для президента.

Таким Никсон видел Совет национальной безопасности Эйзенхауэра, когда он был его вице-президентом, а Гудпастер был начальником секретариата Эйзенхауэра?

Да, так. И, таким образом, памятная записка, на основании которой создавалась система СНБ, была подготовлена по инициативе Гудпастера и одобрена Никсоном. Я был совершенно незнаком с бюрократическими баталиями тех времен. Я совершенно был не в курсе в отношении того, кто должен председательствовать и где. Ну, и потом, это стало большой проблемой, и люди из Государственного департамента стали сильно возражать, что усилило отдаление Никсона от них. И все это случилось в период между выборами и инаугурацией.

Итак, Никсон с самого начала знал, что хочет руководить американской внешней политикой.

Тут все было ясно. Он говорил об этом во время предвыборной кампании. Но когда вы говорите, что хотите руководить внешней политикой, то не знаете со всей точностью, что все это означает с оперативной точки зрения. Например, вопрос о том, кто дает добро финальным телеграммам или, по крайней мере, что президент оставляет для себя и что может быть передано другим странам. Поймите, девять десятых объема телеграмм не может никоим образом быть одобрено Белым домом, потому что он будет завален ими. Но Никсон с самого начала обозначил ясно, а я всеми силами поддержал его, по поводу того, что ключевые телеграммы должны получать добро Белого дома. А это вызывало некоторую напряженность.

Итак, чтобы перейти к техническому обеспечению этого дела или говорить об организационной структуре, как вы и Никсон использовали Совет национальной безопасности в качестве арбитражного органа между Госдепом, минобороны, минфином и ЦРУ?

Этот процесс занял несколько месяцев. Но на самом деле у нас была весьма систематизированная концепция, которая была выполнена с самого начала. Мы взяли в свои руки межведомственные команды. Это были группы, которые существовали для каждой темы или каждого региона. Как я сказал, мы не меняли их структуру, но поставили СНБ во главе. Вы сказали, в качестве «беспристрастного арбитражного органа», но мы не занимались внешней политикой по принципу наблюдения за процессом, в котором не участвуем.