– Почему, черт возьми, такая ракета есть у русских, а не у нас?

Фергусон вздохнул и дал знак ответить своему заму Сайксу. Проктер точно не помнил, как звали Сайкса. Карл, Кевин или как-то в этом роде. У него была комплекция человека, занимающегося гимнастикой, но не настолько серьезно, чтобы хвастаться этим. Не знал Проктер и того, сколько лет ему. На вид – около тридцати пяти, хотя при неудачном освещении он выглядел из-за своих усталых глаз значительно старше. Его костюмы были всегда безупречны, сшиты на заказ и гораздо дороже, чем позволяла его зарплата. Пару лет назад Проктер подверг его проверке на предмет побочных доходов, но оказалось, что у Сайкса богатые родители и доверительный фонд.

Для Проктера Сайкс был в какой-то мере неизвестной величиной. У него были превосходные костюмы, чисто выбритое лицо, хорошие зубы, и он всегда говорил очень правильные вещи. Он был почти противоположностью Фергусону: молодой и пугающе амбициозный. В департамент Сайкс поступил, чтобы сделать себе имя, и был, возможно, недоволен, что его зачислили в неприметный русский отдел, но жаждал произвести впечатление.

– Потому, – начал он, – что, хотите верьте, хотите нет, в области ракетной техники мы не самые лучшие. Хотя бóльшую часть своих разработок оружия Россия забросила, но некоторые бюджетные потоки сохранились. Россия сосредоточилась на нескольких ключевых технологиях и отнюдь не отстает в таких областях, как самолеты-истребители. В некоторых областях ракетной техники она давно является лидером рынка, зарабатывая миллиарды на продажах в другие страны. И в области противокорабельных крылатых ракет она не то что на шаг, а на целый скачок впереди нас, не меньше чем на двадцать пять лет.

– Не позволить ли нам Альваресу продолжить, – сказала Чеймберз.

Фергусон кивнул, как будто его одобрение действительно требовалось.

Из спикерфонов снова послышался голос Альвареса:

– Вкратце, Озолс намеревался продать сведения о местоположении затонувшего корабля тому, кто больше даст. Покупатель мог бы после этого на досуге достать ракеты. Как вы понимаете, заполучить такое оружие в свой арсенал хотели бы многие режимы. Озолс, когда связался с нами, уверял, что у него есть еще с полдюжины потенциальных покупателей. Он хотел продать информацию за двести миллионов евро, но я сумел сбить цену до ста миллионов с небольшим.

Чеймберз вздохнула:

– Я не могу переоценить того, как важно, чтобы эти ракеты достали мы. Мы сможем не только развить свою технологию противокорабельных крылатых ракет, но и не допустить, чтобы нежелательные группы использовали это оружие против нас или наших союзников. Кроме того, это позволит нашему военному флоту усовершенствовать средства защиты от такого рода оружия.

Чуть погодя, она добавила:

– Не забывайте, что этой технологией уже располагают Китай и Иран.

Уайли подался к спикерфону:

– Не дороговато ли сто миллионов баксов за координаты?

На выручку пришел Фергусон:

– Мы ежегодно тратим больше, чем ВВП многих стран, на то, чтобы иметь самые лучшие игрушки. Сто миллионов за то, чтобы прыгнуть на двадцать пять лет вперед в деле разработки оружия, это выгоднейшая сделка века. Особенно в свете того, что мы уже и от «Солнечного ожога» отстаем на годы, а Россия не хочет его нам продавать.

– А они еще исправны после такого долгого пребывания под водой? – спросил Уайли.

– Может, да, а может, нет, – ответил Сайкс, кивнув. – Они находятся в герметичных контейнерах, которые защищают их от атмосферных воздействий, но не рассчитаны на пребывание в соленой воде. Корпуса могут быть повреждены коррозией, и все, на что попадет вода, будет испорчено, но технологию все же можно будет извлечь, как и боеголовки, которые могут быть любыми. Тот, кто извлечет ракеты и соответствующую электронику, будет в состоянии воспроизвести конструкцию и создать собственный эквивалент. Возможности наших военно-морских сил в борьбе против режима, обладающего такими ракетами, сильно уменьшаются. Даже аналоги с возможностями в половину возможностей «Оникса» способны вывести из строя и даже уничтожить один из наших авианосцев.

– А почему операция проводилась в Париже? – спросила Чеймберз.

Из спикерфонов снова донесся голос Альвареса: